Хайфа. Нижний город. Верхний этаж старого дома, построенного еще во времена английского мандата. Удивительная квартира. Даже не квартира, а мини-музей, в котором можно увидеть интереснейшие вещи. Ни целенаправленности, ни конкретной тематики. Различные предметы, чем-то заинтересовавшие хозяев, людей неординарных и по-хорошему любопытных. Ведь именно с любопытства, по мнению древнегреческого ученого Платона и начинается познание.
Здесь царит эклектика. Разноплановые предметы, принадлежащие разным временам, становятся частью интерьера. Появляется что-то одно, к нему присоединяется другое… Соответственно философской закономерности количество переходит в качество — и образуются коллекции. Например, фарфоровых зверюшек знаменитого Ломоносовского завода, керамики или древних окаменелостей.
Можно долго ходить от стены к стене, от стеллажа к стеллажу, рассматривая панцири морских черепах, черепа каких-то животных, кораллы и раковины, кукол, персидские изразцы, образцы удивительной Каплановской керамики с еврейскими сюжетами. И конечно, картины. Акварель, графика, масло… Среди них не последнее место занимает портрет всеобщей любимицы и не последнего члена семьи, — Кисы Алисы, удивительно грациозного существа с потрясающими усами и необыкновенно выразительными глазами.
Впрочем, хватит ходить вокруг да около. Пора познакомить с хозяевами дома Татьяной и Георгием Друбецкими. Таня — библиотекарь, Гера — архитектор. Но их интересы, как видно из выше сказанного, выходят далеко за рамки профессиональных.
Впрочем, цель моего визита — не знакомство с интересными находками, сделанными на горе Кармель или берегу Средиземного моря, не уникальные вещи, раскопанные в груде старья на блошиных рынках европейских городов. Наша встреча состоялась в преддверье персональной художественной выставки Георгия, открывающейся на исходе субботы в кириат-хаимовском «Бейт-Наглере».
Дело в том, что Друбецкой, прежде всего, самобытный художник. И хотя серьезно стал заниматься этим всего два года тому назад, уже проявил себя как интересный мастер. Впрочем, рисовал он всегда. И в детстве, и в юности, когда учился в художественной школе, и в Академии художеств, где получил крепкую рисовальную базу, хотя закончил ВУЗ по классу архитектуры.
Потом, будучи молодым специалистом, работал в Норильске. Сначала в проектной мастерской, а затем в художественном фонде, где занимался дизайном, интерьерами, декоративными панно, настенными росписями, рельефами для детских садов, школ, Дворца бракосочетания, где оставил на память жителям тех краев два монумента, сооруженных по его проекту.
Но все это не грело душу. Новое увлечение пришло примерно через год после репатриации. Переполненный впечатлениями от страны, особенно Хайфы и Иерусалима, Георгий стал серьезно рисовать. Но почему-то первыми появились написанные по памяти две ностальгические вещи «Белая ночь» и «Дворик на Петроградской». Затем была написана серии акварельных работ и перьевой графики, на которые сегодня он смотрит с улыбкой, считая несовершенными. Но они ему все равно дороги. Как дорог первый ребенок, как начало, как новый этап творчества.
Помните, как пелось в популярной песенке: «В жизни всему уделяется место»? Так оно и есть. Праздники сменяются буднями, и волей-неволей приходится в первую очередь заботиться о хлебе насущном. Ему повезло. После закончившегося периода абсорбции Георгий устроился на работу по специальности. Проектировал заводы, железнодорожные станции, виллы и многоквартирные дома. Работы было много, и о рисовании в свое удовольствие как-то забылось. На несколько лет.
А далее было так. В 1997 году Друбецкие отправились на отдых в Испанию. Прилетев в Малагу, взяли напрокат машину и за неделю исколесили шесть городов Андалузии. Потом поехали в Каталонию. Страна потрясла их своей самобытностью. Все в ней было необыкновенно, непохоже на виденное ранее: потрясающие пейзажи, изумительная архитектура, пропитывающая воздух романтическая атмосфера, темпераментный народ, вспыхивающий как факел от звуков фламенко…
Несмотря на то, что это путешествие в Европу было для них не первым. Татьяна и Георгий успели побывать в Голландии, Франции, Англии, Германии, толчком к творчеству послужила именно Испания. Она вдохновила, заставила вновь взять в руки кисть. И произошло чудо. В Друбецком проснулся самобытный художник, почувствовавший л в себе силу, возможность выражения эмоций нестандартными приемами. И первыми стали вещи, посвященные Испании.
Со стены с смотрит портрет известного архитектора эпохи испанского модернизма Антонио Гауди, создавшего свой мир в архитектуре, преобразивший облик Барселоны. А потому в картине сливаются в единой композиции лицо этого человека с его творениями и видами Барселоны.
А рядом — нечто другое. На фоне готической атрибутики — восточные мотивы. Соединение Запада и Востока, чье соотношение особенно ощущается в Испании. Это «Севильский собор», сооружение, построенное на
основе старой мавританской мечети, где бывший минарет стал колокольной башней Херальдой, символом города, который, имея высоту около 98 м, хорошо виден из разных его частей. Собор, построенный в готическую эпоху с присущим ей декором, в который вписался 40-тонный алтарь, отделанный золотом ацтеков, что было награблено испанцами, считается одним из самых крупных и интересных в Европе.
К испанским мотивам относится и «Кастильский пейзаж», и два варианта «Фламенко», из которых один подан в утрированно-иронической версии со степом, и своей условностью напоминает театр кукол.
Лиха беда начало. Со временем желание творить все усиливалось. А с ним – и разнообразие желаний попробовать себя в разной тематике, применить новые композиционные решения и цветовые идеи. По имеющимся работам можно видеть, как постепенно менялась манера, к чему художник шел, к чему приходил, от чего отказывался, куда возвращался.
— Вы спрашиваете, — говорит Георгий, — в какой манере написана та или иная вещь. Но я не всегда могу однозначно ответить на этот вопрос. Когда пишешь, не отдаешь себе отчета в каком именно направлении работаешь. Все идет на уровне подсознания. Отсюда и условный язык, дающий колоссальные возможности самовыражения. Ведь в случае, если провязываешься к натуре, то та заставляет рассказывать о себе, диктует свои условия, свои законы правдоподобия. А правдоподобие Правда – понятие условное. Одна и та же вещь может и выглядеть, и видеться по-разному. От того одушевленный человеком образ более или менее условен и зависит в значительной степени от восприятия. Чем менее он конкретен, тем больше в нем самого художника.
Мне, например, не хочется изображать действительность в «непереработанном виде», такой, какая она есть. Впрочем, это мнение чисто субъективное.
Когда завершается создание любого произведения, будь то литература, живопись или музыка, оно, как правило, приобретает имя собственное, то есть название. Естественно, есть названия и у полотен Друбецкого. Только они весьма условны. Конкретизировать абстрактную вещь — дело неблагодарное, ибо, у каждого смотрящего «зажигается в голове своя лампочка» и воображение «рисует» свои картинки. Даже сам художник не всегда знает, что конкретно он пишет. Просто облекает в изобразительные формы свои мысли, свое настроение.
Впрочем, в коллекции есть вещи вполне созвучные своим названиям. Например, «Женщина с котом», сделанная на стыке кубизма и супрематизма, жанра, рожденного Малевичем и представляющего, по мнению создателя, синтез чистоты и совершенства, заключающийся в поиске идеальных пропорций в сочетании геометрических фигур и форм.
Более сложен для восприятия диптих «Две Венеры» — «Венера Иорданской долины» и «Венера египетская», которые условно можно назвать кубистическими, где богини запечатлены в позах, напоминающих классические джоржоневские варианты и полотно с удивительно ярким, смелым сочетанием цветов «Из жизни раковин».
А вот картины «Первородный грех», «Нимфа и Сатир», «Орфей» написаны совсем в иной манере. Отдельные мазки как бы складывают рисунок из мозаичных смальт. И создаваемое ими грустно-лирическое настроение вызывает ассоциации с работами французских импрессионистов конца прошлого века.
Естественно, не обойдены библейские сюжеты. Это «Аллегория Иерусалима», в которой нашла отражение притча, связанная с пророчеством Ишаяу о том, что Дева примет во чрево и родит сына, будущего Мессию, которого назовут Эммануилом (легенда, перенесенная из Ветхого завета в Новый и трансформировавшаяся сказание о Христе), «Приношение Авраама», «Иуда и Тамар», «Авраам, Сара и Агарь» — картина-загадка, открывающаяся зрителю по-своему с разных ракурсов, потому что находящееся в центре лицо Авраама сливается с лицами жены и наложницы.
Еще один вариант «Адама и Евы». Тот же райский сад, но уже в другом варианте. Смущенная содеянным Ева, прячет за спиной надкусанное яблоко, и пальчиком ноги заигрывает со Змеем, улегшимся подле. Это уже иронически-философский театр, в котором каждый играет свою роль, зная наперед, что должно произойти. Это гротеск, достигаемый элементами экспрессионизма. Потому что, по мнению автора, просто невозможно серьезно высказываться по поводу вечных тем, где все уже говорено-переговорено.
На вопрос «Как подбирается тематика?» мой собеседник отвечает не сразу. — Вероятно, рождается где-то в подкорковой зоне. Появляется идея на определенной литературной основе. Но она не является ведущей. Сюжет интересен лишь тем, что находит отзвук в каком-то изобразительном ряде с неким потенциалом.
Вот, например, Тоби, слепец, прозревший посредством рыбьей желчи, нанесенной ему на глазницы архангелом Рафаилом. Все, изображенное на полотне, не имеет конкретного отношения к сюжету. Зато сами персонажи: и слепец-старик, и рыба, и архангел, весьма живописны и представляют собой то, что на протяжении столетий являлось интересными для художников, образами, которые каждый трактовал сугубо по-своему. В другом же сюжете, с Самсоном, меня заинтересовали его роскошные волосы, ставшие главной деталью, а также состояние души, наполненной ожиданием неизбежного.
Да, вещи несомненно своеобразные. И по ним не составишь рассказа по картинке как тому обучают в школе. В них определенный индивидуальный мир. И каждая вещь — поиск, поиск чего-то нового, своих собственных выразительных средств. И в этом их особая прелесть.
2000
P.S. Подняв из архива эту статью, написанную 17 лет назад, я, к сожалению, обнаружила у себя лишь две иллюстрации, подаренные мне художником. Нет ни фотографии, ни копий других работ, которые произвели на меня тогда большое впечатление. Так, например, картина «Гауди» до сих пор стоит перед моими глазами. Не нашла ничего и в интернете. А жаль…