Чехарда

Он встал и тихо, на цыпочках, вышел в соседнюю комнату. Осторожно прикрыл дверь, потянулся и зашагал в сторону ванной. «Пусть поспит, еще есть время», — подумал он о той, что осталась в спальне.

А она не спала. Повернувшись на бок и обхватив обеими руками подушку, на которой еще несколько минут назад покоилась голова ее друга, уткнулась носом и стала жадно вдыхать едва уловимый запах, пытаясь таким образом продлить очарование ночи, оттянуть суматошную действительность.

Так в забытье прошло около получаса. К действительности ее вернул звук захлопываемой двери. Рена поднялась с кровати и, набросив на голое тело легкий халатик, направилась в кухню. Налила себе кофе из еще не остывшей джезвы, села за стол и задумалась.

Довольна ли она тем, что произошло? Нет, не просто довольна, счастлива. Такой радости она не испытывала еще никогда в жизни, хотя в свои тридцать семь отнюдь не была паинькой и успела познать не одного мужчину.

Одни нравились больше, другие меньше, кто-то вызывал симпатию, кто-то приводил в состояние легкой влюбленности… Но того, что происходило сейчас, никогда прежде испытывать не доводилось.

Интересно, что такого особенного в ее новом друге? Однозначно и не ответишь. Да, высок, да, несмотря на свои пятьдесят плюс, строен и симпатичен, да, умен. Но ведь и другие, встречавшиеся прежде, были, порой не хуже. И, тем не менее, ее так глубоко никто не трогал. А именно этот вызвал особое чувство, заполнявшее ее настолько, что его действие отражалось во взгляде, голосе, походке, во всем облике. Оно пронизывало ее, пропитывало и выходило наружу, создавая вокруг особую ауру. Недаром, встретившаяся случайно на улице стародавняя подруга, с которой они какое-то время не виделись, никак не могла понять в чем дело.

«Ренка, ты ли это?» — недоуменно воскликнула она после абстрактного десятиминутного разговора.

Пришлось рассказать о том, что произошло. Подруга лишь хлопала глазами, машинально приговаривая: «Ну, ты даешь!» А перед не одна за другой проходили картины событий недавнего прошлого. И ее вовсе не мучила совесть по поводу, мягко говоря, не очень красивого поступка. Да, она увела Феликса от законной жены. Ну и что в том такого? Не она первая, не она последняя. Кого стоит винить в том, что жена не может удержать своего мужа?

 Для того, чтобы привлечь мужчину надо «соответствовать», то есть, и внутренне, и внешне не опускаться, выглядеть привлекательно. Если же это не так, то, как говорится, «нечего на зеркало пенять…»

Женщина, которую бросают, виновата сама. У такой размазни, соответственно чисто советскому принципу, заставлявшему многих тащить домой с работы все, что плохо лежало, мотивируя тем, что дома это будет лежать лучше, вовсе не грех.

Понятно, что многим такие рассуждения покажутся ужасными, кощунственными. Но ведь я же это не придумала, только пересказала то, что услышала от самой Рены.

Как уже говорилось, Феликс в ее жизни не был ни первым, ни единственным. Она давным-давно успела побывать замужем, выскочив в девятнадцать

лет за своего одноклассника скорее всего потому, что от Котика была без ума добрая половина знакомых девчонок, а он выбрал не кого-нибудь, а ее. Это льстило, щекотало самолюбие и, учась на втором курсе института, она, не задумываясь, приняла его предложение.

Но о трудовых буднях, как о празднике, только поется в песне. Что же касается семейного фронта, то здесь дело обстоит еще сложнее. И двое ребят с явно выраженными эгоистическими наклонностями, совершенно не приспособленные к семейной жизни, оказались в тенетах быта, из которых выпутаться было непросто.

Имевшая было место влюбленность улетучилась. Грязные рубашки, отсутствие обеда и беспорядок в доме выводили молодого мужа из себя, и после ряда весьма некрасивых сцен, по обоюдному согласию, решено было расстаться.

Так как нажить совместно они ничего не успели, то разобрав личные вещи, из небольшой съемной квартирки, разбежались по родителям. С тех пор она для себя решила, что замужество — вещь неинтересная и вовсе нестоящая.

Вскоре после окончания института Рена вместе с родителями перебралась в Израиль. Прекрасно устроилась, купила себе квартиру, машину. И все было отлично. Кроме личной жизни. Все, с кем ей приходилось сталкиваться в этом плане, явно не соответствовали ее идеалам, понравившийся поначалу мужчина, на проверку оказывался не тем, за кого себя выдавал. Товар не соответствовал упаковке.

Но вот два месяца назад на дне рождении своей родственницы она увидела Феликса. По телу словно пробежала искра. С головы до ног. Ей непременно захотелось обратить на себя внимание высокого статного человека с великолепной седой шевелюрой, бывшего, как выяснилось потом, старше ее на 14 лет. Желание стало еще сильнее, когда ей показали его жену, сидевшую, вжавшись в подлокотник, в углу дивана.

Одетая в мешковатый костюм покроя неизвестно какого года, с волосами, забранными в жидкий хвостик, и полным отсутствием макияжа, та смотрелась довольна жалко и явно не соответствовала импозантному мужчине, который, словно забыв о своей половине, чувствовал себя среди собравшегося общества как рыба в воде.

В приеме, устроенном Вероникой, гости свободно передвигались по салону, периодически подходя к столу с напитками и холодными закусками, ибо ужин был подан на французский манер «а-ла-фуршет». Поэтому Рене было несложно оказаться рядом с человеком, вызвавшим интерес.

Видя, как он разговаривает с ее знакомой, подошла и словно невзначай вступила в беседу. Речь шла о «Сатириконе» и спектакле Кости Райкина «Жак и его господин», который она уже успела посмотреть, ловко ввернула одно слово, за ним — другое. Разговор перекинулся на актера. Вспомнили всю его семью: и папу, и маму, и сестру.

А в это время в соседней комнате кто-то включил проигрыватель, и новый знакомый пригласил Рену на танец.

Что-что, а танцевать она не только любила, но и умела. Недаром когда-то занималась в специальной студии. С ней было так легко и удобно, что, напрочь забыв о жене, Феликс весь вечер не отходил от незнакомки.

С ним произошло нечто удивительное, Этот человек, весьма строгих правил, никогда прежде не изменявший жене, вероятно, попал под гипноз, потому что неожиданно для самого себя стал говорить о том, что устал от своего брака, что, хоть они и живут вместе, но в настоящее время являются совершенно чужими людьми. Раньше связывали дети. Сейчас же, когда они выросли и не требуют заботы, из цепи взаимоотношений выпало самое главное связующее звено.

Вечер кончился. Кончилось и это, на первый взгляд многообещающее знакомство. Но Рена, рассудив, что брошенные в благодатную почву зерна могут дать всходы, решила не останавливаться и отправилась к родственнице для того, чтобы расспросить о Феликсе. Полученная информация ее заинтересовала.

Как и многие другие, Борины, приехав десять лет тому назад, прошли стандартный олимовский путь. Стараясь определиться, не чурались любой работы. Только муж все-таки сумел вырваться от станка, за которым начинал трудовую деятельность в Израиле и занять инженерную должность, хотя это было вовсе не просто, требовало массы усилий. Жена же как мыла полы, так и продолжает их мыть. Ему с ней, остановившейся в интеллектуальном развитии, забывшей что такое хорошая книга и пристрастившейся к сериалам, стало просто-напросто скучно.

Решив, что интересующий ее форт не имеет солидной защиты, Рена пошла в атаку. Выяснила номер рабочего телефона Феликса, позвонила. Он сразу узнал, удивился и обрадовался. Пригласил после работы посидеть в ресторане.

Первая встреча, за ней вторая, третья… Увлечение новой знакомой захватывало его все больше и больше, а потому, не терпя обмана, мужчина решил покинуть жену, Уйти от той, с которой было прожито почти 27 лет.

То, о чем знали уже многие, Лина не догадываясь, ибо за всю жизнь муж не дал повода для сомнений. Когда услышала — не поверила, решила, что ее разыгрывают. Однако сказанное оказалось жестокой правдой, в которую не хотелось верить. И, конечно, не хотелось отпускать на сторону человека, с которым прошла большая часть жизни.

Она не нашла ничего лучшего как закатить истерику, взывая к прошлым чувствам, повторяя со слезами что потратила на него лучшие годы. Кляла и поносила неизвестную разлучницу. А такое поведение супруги не только не остановило мужа, не вызвало жалости, а наоборот, привело к  брезгливости и ожесточению, убедило в правильности принятого решения. Он ушел, оставив женщину в стоптанных тапочках и заношенном халате, с растрепанными волосами и заплаканными глазами.

Когда истерика закончилась, Лине стало плохо с сердцем настолько, что очнулась она уже в реанимации, куда ее доставила неотложка, вызванная соседкой, увидавшей незапертую дверь и решившей интересоваться, что произошло. И это было своего рода счастьем, потому что не появись кто-то в нужный момент, все могло бы кончиться летальным исходом.

Пролежав несколько часов неподвижно под капельницей, больная очнулась. Сначала не поняла, где находится и что с ней. Но через некоторое время все происшедшее материализовалось. Ей снова стало плохо.

Прошло еще несколько дней, и, немного придя в себя, сумела проанализировать обстановку. То, что произошло, не могло возникнуть на ровном месте. Для этого нужны были предпосылки.

Да, меж ними уже давно не было ни душевной, ни физической близости. Об этом Лина, естественно, знала, но считала, что после стольких лет совместной жизни сие не существенно. 

Припомнились и неоднократные мужнины попреки относительно ее внешнего вида, его слова о том, что ему неприятно видеть, как она опустилась. А о каком, скажите, внешнем виде может идти речь, если после поденной работы хочется одного — отдыха? И вообще, какие могут быть претензии, если в доме убрано, а на стол ежедневно подается горячий обед?

Она перелопачивала и перелопачивала происшедшее, как из неожиданно почувствовала: «Все это — ни что иное, как божья кара за собственные грехи.» Ведь именно она, молодая и хорошая собой двадцатилетняя студентка, давным-давно увела от жены своего преподавателя.

Правда, не от законной супруги, а от женщины, с которой тот просто жил. И не думала, что в том есть вина. Раз союз не венчан, не скреплен штампом в паспорте, значит официально не существует. А раз не существует, то у нее на Петра Андреевича те же права, что и у той, другой.

Лина вспомнила и то, как отговаривала ее от такого шага мама, как сердился отец. Но ее ничто не останавливало. Не понимала, что совершает нравственное преступление, что берет на себя определенную степень ответственности, ибо, прожив с тем человеком около года, бросила его, надоевшего. И вот пришла расплата.

Как ни странно, эти рассуждения ее успокоили, привели к выводу, что надо смириться с судьбой, а у тех людей, которым в свое время разбила жизнь, мысленно попросить прощения.

Кто знает, может быть, это поможет. Ведь недаром говорят, что, достигнув определенного возраста, перебесившись, нередко возвращаются в свою семью.

2000