Слово — Серебро

«Юморист — это мастер репризы — шутки, «хохмы», которая сродни анекдоту: коротко и смешно.»

Марк Азов

Не знаю, каким образом попал ко мне на стол этот листок из некоего периодического издания с опусами на зоологическую тему. Так, ничего особенного. Но вдруг мои глаза увидели нечто занимательное. Это были мини-басни Виктории Серебро. Очень понравилось следующее двустишие:

«Кот с мышью в зубах под крылечко залез
И там продолжается мирный процесс.»

Да и остальные были не хуже. Например, такое, заставившее улыбну­ться:

«Уснул кенгуренок, но мама на страже:
В лесу участились карманные кражи.»

Не менее интересными оказались и другие вещи, с которыми я позна­комилась после того, как я встретилась с автором миниатюр, оказавшимся человеком остроумным и интересным. Сидя в небольшом уютном кафе, я внимательно слушала как Виктория рассказывала о себе.

Мой юмор — ничто иное, как образ мышления. Так уж я устроена, что во всем нахожу нечто смешное. Это заложено генетически. Считаю, что сие прекрасно, ибо, цитируя Фрейда, скажу: «Юмор — интеллектуальный мазо­хизм, преобразующий все отрицательные эмоции в положительные.»

Такое отношение к действительности мне очень помогает в общении и дома, и на работе, давая возможность ликвидировать в зародыше любой конфликт без чтения морали и нудных нотаций. Шутка, если она не обид­ная, не оскорбительная, дает значительно больший эффект нежели прочие средства.

Так уж получилось, что в Союзе я не публиковалась, хотя справку, заверенную печатью лит консульства «Двенадцати стульев», в которой го­ворится, что не лишена чувства юмора, имею. Ее, пожелав успехов на ли­тературном поприще, выдали мне, отказав в публикации присланных в «Ли­тературку» материалов. Мотивировали тем, что сюжеты предлагаемых мини­атюр уже известны советскому читателю.

Впрочем, литературной деятельностью я и не занималась. Больше го­ворила, нежели писала. Только в отличие от Оскара Уальда, к сожалению, не имела почитателей, которые бы, ходя следом, записывали афоризмы и парадоксы. Оттого многое ушло в песок.

Сочиняю же с детства. Уже тогда все, что ни видела, переиначивала на свой лад. Это, почему-то не всегда нравилось окружающим. Так после исполнения в классе популярной мелодии с несколько измененными слова­ми: «В бой роковой мы вступили с рогами», в дневнике появилась запись о распевании мной антипартийных песен. Сие, естественно, привело в ужас родителей. Несмотря на то, что Иосифа Виссарионовича уже не существовало, дело его жило и процветало.

Фрейд говорил, что причиной смеха во всем мире являются три вещи: политика, функция прямой кишки и секс. Так вот, после того, как мне довольно сильно досталось за политику, хотя, естественно, никакой по­доплеки в той фразе не было, я перешла ко второму пункту фрейдовской систематизации. Теперь я горланила: «Ты не шли мне звонких трелей на заре из зада».

Что способствует формированию мировоззрения человека? Его образ жизни, среда обитания. Так как мои детские годы прошли в коммуналке, это не могло не сказаться на мышлении.

Представьте себе квартиру, где, словно у Высоцкого,» на тридцать восемь комнат всего одна уборная». Около нее всегда танцующая очередь. И если пребывание счастливчика, попавшего в это место, превышало мину­ту, непременно раздавался чей-нибудь страстный призыв: «Совесть надо иметь!» Надо сказать, что до сих пор, когда я слышу сию фразу, мой ор­ганизм непременно начинает на нее реагировать.

А еще я прекрасно помню постоянно действующую выставку самодельных плакатов, написанных сердцем и кровью соседки Брони Исааковны:

«Мыть в ванне галоши и боты
Могут лишь идиоты»

или

«Блюди чистоту унитаза –
Будет приятно для глаза».

Такое рифмоплетство мне очень нравилось, и, пробуя свои силы, со­чиняла в школе эпиграммы на учителей, за что, естественно, сильно дос­тавалось. Но это только подстегивало. Уж очень хотелось возвестить о себе миру. В 15 лет я отправилась в литературную студию Бориса Чичиба­бина, которого по сей день вспоминаю с большим уважением и теплотой.

Помню, что со стихами обычного толка не очень-то получалось. Дело пошло на лад, когда стала писать пародии. Услышав их, мой руководитель сказал: «Вот теперь у тебя прорезался свой голос. Это, девочка, твое.» И это, действительно, мое, потому что ничего серьезного я просто не могу выдавать.

Что еще рассказать о себе? Даже не знаю, потому что в моей жизни не было чего экстраординарного. Все складывалась по привычному стерео­типу, характерному для девочки из обычной интеллигентной еврейской се­мьи. После окончания школы поступила в университет, окончив который много лет преподавала на курсах иностранных языков.

Не могу сказать, что сильно страдала от антисемитизма, хотя порой бывало и обидно, и больно. Впрочем, к своему еврейству не относилась как к чему-то особенному. Правда, когда в горбаческие времена стала посещать еврейский центр (он располагался в начавшей вновь функциони­ровать харьковской синогоге, здание которой вернули евреям, отобрав у обитавшего там в советские годы спортивного общества «Спартак» ), в душе что-то шевельнулось. Мне очень нравилось бывать там, ощущая нечто родное.

Отсюда мое уважение к верующим, несмотря на то, что у самой отно­шения с Всевышним довольно сложные ( не особенно веря в Его существо­вание, тем не менее постоянно досаждаю просьбами). Я считаю, что изу­чение священных книг оттачивает и ум, и одну из сторон его проявления — юмор. Именно от этого наш народ и является особенным. Народом Книги. Возьмите простых людей, описанных Шолом-Алейхемом. Сколько в них, не имевших светского образования, учившихся грамоте в хедере по талмуду, мудрости!

Неудивительно, что именно в синагоге зародились первые мысли об отъезде. А некоторое время спустя мы уже ехали в автобусе по дороге на Борисполь. Нас везли этнические немцы из Америки, баптисты, которые по договоренности с Сохнутом переправляли людей в Израиль. Они считали, что выполняют волю Бога, решившего собрать евреев в данный момент на Земле Обетованной.

Играла музыка, по видио крутился ролик с пальмами и морем, контра­стировавший с заснеженными пейзажем за окном. Это вызывало у меня ощу­щение существования в двух мирах, которое сохранилось и по сей день. Правда, география расширилась. Исчезла закомплексованность, в силу ко­торой мы ощущали реальность одной страны, считая все прочее лишь ри­сунками на глобусе.

Помню, как по прибытии в Израиль, я испытала совершенно немотиви­рованное ощущение эйфории. Вероятно потому, что в Харькове у меня был настоящий сенсорный голод, вызванный нехваткой впечатлений. Здесь же их — хоть отбавляй. Меня поражало все: цветы, растения, птицы. Не ве­рилось, что море, которое я вижу из окна своей квартиры, на самом деле Средиземное.

Короче, я попала туда, куда надо. Это не значит, что меня ничто не раздражает. Хватает всякого. Но дом есть дом. И в нем просто не может быть все всегда идеально. Я словно сезановская сосна, вырванная не то­лько с корнем, но и воздухом, вписалась в новую среду, где оказалось много привычного. Русские газеты, русское радио, русскоязычная публи­ка. Рядом родные и близкие.

Не могу сказать, что моя жизнь с первого дня была безоблачной. Как все, прошла и через никаенство, и метапельство. И хорошо, что прошла, ибо потом поняла, как здорово этим не заниматься! Первым местом моей работы была семья Марксов, где хозяина, в от­личие от основоположника марксизма, звали не Карлом, а Шмуликом.

Потом попала к одной старушке. Долго не могла вспомнить: «Где видела эти честные глаза?». Потом осенило: она — вылитый Эраст Гарин в гриме бабы Яги. Сходство было не только внешним. Божий одуванчик оказался на по­верку засохшим на корню цветком зла, исчадием ада.

«Виктория, — гово­рила она мне, — как вы можете учить английского языка, когда вы не знаете правильно говорить русский?» И мне ничего не оставалось делать как обещать брать у нее уроки словесности.

Впрочем, занималась этим недолго. Перешла на частные уроки. Первое объявление, на которое откликнулась, было таково: «Ребенку 8-ми лет требуется учитель английского языка». Позвонила. На другом конце про­вода долго выясняли кто я и что из себя представляю. А придя на назна­ченную встречу, вспомнила фильм «Игрушка».

За всем происходящим следила видеокамера. Но я, не теряясь, рабо­тала. После окончания урока, когда ребенок, подойдя ко мне, похлопал по плечу и сказал: » Вита, ты остаешься. Ты хорошая, ты мне нравишь­ся», поняла, что прошла селекцию. Впрочем, мальчишка оказался замеча­тельным, а все, что имело место, было вызвано рядом психологических проблем.

Параллельно с этим взяла старт и моя литературная карьера, кото­рая началась с того, что я отреагировала на знакомый голос Яна Левин­зона, рекламировавшего матрасы фирмы «Аминах». Написала дружеский шарж. Некоторое время спустя отправила его вместе с ответом на вопрос в проводимом им КВНовском конкурсе. Получила приз.

Надо сказать, что обожаю всяческие конкурсы. Подстегнутая этой удачей, стала пробовать силы и в других состязаниях. Выиграла состяза­ние на лучшую подпись к картинке в газете «Шмуль». Была удостоена ор­дена Почетного шмулеона первой степени. Чем и горжусь.

С подписями к рисункам в газете «Семь сорок» повезло меньше. После того, как я стала постоянным автором журнала, Владимир Плетинский, по­просил сойти с дистанции, ибо, словно чукча из анекдота, я из читателя превратилась в писателя.

Были еще публикации в «Беседере» у Марка Галесника. Так называемые ли­мерики. Английские по форме, еврейские по содержанию. Вот один из них.

«Мордехай из Нацерет-Илита
Уверял, что Аллаха не чтит он.
Но в по­ложенный час
Совершал он намаз:
Он намазывал хумус на питу.»

Сейчас выступаю по понедельникам на РЕКе на «Утренней волне», что ведет Алекс Иш-Шалом. Туда я попала туда после того, как на одной из встреч с журналистами этой радиостанции дала несколько листиков со своими творениями Шуламит Лидор. Помню, как после первого выступления была бесконечно горда собой, как, словно гаршиновской Лягушке, мне хотелось возвестить об этом все­му свету.

То, что я делаю, дает не только радость творчества, но и массу ин­тересных знакомств. И с публикой, приходящей на вечера, которые я на­зываю смехотерапией, и с профессиональными артистами, литераторами.

Так Володя Фридман, прекрасный актер и исполнитель песен под гита­ру, прочтя в журнале Семь сорок» мои песни-пародии на Кикабидзе, Зыки­ну, Гурченко, включил их в свою программу. А еще он написал музыку на «Сентиментальный вальс-оле», назвав песню «Музыкант».

Очень приятно было пообщаться с Марком Азовым, много лет прорабо­тавшим с Аркадием Райкиным. Тем самым человеком, что обогатил наш лек­сикон словечками «литрбол», «бутыль в рот», «рекбус», «кроксфорд», а так же массой потрясающих выражений. Когда он сказал: «Мне очень нра­вится ваш юмор. Поверьте, это профессионально. Уж я-то в этом немного разбираюсь», я восприняла это как солидную награду.

Что ж, я благодарна Природе, наделившей меня таким чувством. Оно помогает мне находить общий язык с учениками в колледже, где работаю по свой специальности, оказавшейся, к счастью, востребованной. Вообще считаю, что учитель, независимо от предмета, который он преподает, должен обладать юмором. Иначе он профессионально непригоден.

Вы спрашиваете: «Как я пишу?» Сама не знаю. Никогда ничего не де­лаю специально. Неожиданно приходит в голову мысль, фраза, которую по­стоянно оттачиваю, переделываю. Не могу дважды рассказать одно и то же теми же словами. Всегда появляются новые детали, смешные подробности.

Из того, что сделано, надумала собрать книгу. Долго сомневалась: «Стоит ли?» В конце концов, сама себе ответила на этот вопрос утверди­тельно. Причина, не посчитайте меня нескромной, — просьбы людей, с ко­торыми приходится встречаться, разговаривать. Вот недавно позвонила пожилая женщина и, благодаря, сказала: «Я в Израиле уже сорок лет, но ни разу за все это время так не смеялась.» В книгу, непременно, будут включены так понравившиеся Вам мини-басни про зверюшек, которых разве­лось уже значительное количество. Вот, например, самые последние.

«Слониха, на мамонта глядя портрет,
Вздохнула: «Ах, душка! Таких уже нет!»

«Хозяин все ждет, чтоб с поклажей я шел.
Какой он упрямый», — по­думал Осел.

«Не может запомнить малыш-осьминожек
В какой ноге вилку держать, в какой — но­жик»

Петух отогнал надоедливых кур:
Имейте терпенье, сейчас перекур.»

Сказал, озираясь, с опаской микроб:
«Вторгается в личную жизнь микроскоп.»

«Сорока-воровка вздохнула печально:
«Что делать? Талант у меня криминальный.»

На этом наша беседа закончилась. А я еще долго-долго улыбалась, читая миниатюры, написанные убористым почерком на двух больших листах.

1998

P.S. А недавно я получила от Виктории вот такую электронную книжку

Слово Серебро
Слово Серебро

ONLINE.PUBHTML5.COM

И очень ее рекомендую.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Слово — Серебро: 2 комментария

  1. Спасибо! Замечательный рассказ и прекрасный юмор.
    С Марком Азовым я общался по переписке, удивительный был человек.

Добавить комментарий для Татьяна Яровинская Отменить ответ

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: