Помни, человек должен оставаться человеком.
Ежи Ленц
Как часто приходится слышать о трудностях, неустроенности, многочисленных проблемах с которыми неизменно сталкиваются все приехавшие сюда и решившие начать новую жизнь. Ведь, недаром,по мнению Марка Твена «новую жизнь в зрелом возрасте начинают либо полные идиоты, либо истинные таланты.» Только доминирующее большинство не отнесешь ни к той, ни к другой категории, а потому все, действительно, очень сложно, тяжело, порой просто невыносимо. Однако большинство проблем – сущая ерунда по сравнению с тем, что довелось некоторым пережить в прошлом.
И не только пережить, но и, выбравшись из всех перипетий, остаться Человеком,сохранив достоинство, оптимизм, жизнерадостность и доброжелательность по отношению к окружающим.
Подобные мысли посещают меня каждый раз при встрече с Леной Сабовой, прошедшей, как и ее муж Евжен Тененбаум, сквозь ад концентрационных лагерей и чудом оставшейся в живых.
Проходят годы, стирая из памяти события, даты, факты. Но есть нечто такое, что забыть невозможно, как невозможно без хирургического вмешательства ликвидировать вытатуированный на руке порядковый номер, заменивший на долгие месяцы и фамилию, и имя, и документы, удостоверяющие личность. Он — негласный свидетель пребывания в одном из самых страшных лагерей смерти — Освенциме, куда весной 1944-го свезли в трех эшелонах евреев закарпатского городка Мукачево.
Надо отметить, что до того момента поведение немцев на оккупированной территории было вполне лояльным. Так как до войны эти земли принадлежали сначала Чехословакии, а затем Венгрии, фашисты особенно не бесчинствовали. На евреев распространялся лишь ряд ограничений: им запрещалось посещать общественные места, пользоваться городским транспортом, а кроме того им вменялось бывать лишь в заведениях, принадлежавших общине: своими школами, больницей и магазинами, отмеченными желтой шестиконечной звездой. Порядок требовал так же наличия подобного знака на одежде изгоев.
Однако ухудшение положения немцев на фронте повлекло за собой ужесточение мер. С конца 1942 года евреи должны были дважды в неделю отмечаться в комендатуре, а весной 44-го их, выдворенных из своих домов, согнали в гетто, образованное на территории бывшего кирпичного завода. Закончилось же все концлагерем.
Когда эшелоны с мукачевцами прибыли в Освенцим, всех, находившихся в вагонах, под руководством небезизвестного доктора Менгеле, прославившегося жесточайшими экспериментами над узниками, подвергли селекции с целью отбора рабочей силы и физического уничтожения тех, кто по состоянию здоровья или возрасту не мог быть использован по назначению.
В душегубке погибли родные и Лены, и Евжена. Они, тогда еще незнакомые друг с другом пятнадцатилетние подростки, лишь чудом остались в живых. Ее кто-то надоумил прибавить себе пару годков, а его, прильнувшего к матери, отшвырнул немецкий офицер, и парнишка ненароком влетел в группу мужчин, уже прошедших контроль.
Я несколько лет назад уже писала о том, что происходило в лагере, о тяготах и безысходности, о произволе и зверствах фашистов, а потому не буду вновь останавливаться на этом. Напомню только, что Лена так и осталась в Освенциме, где вместе с другими женщинами пропалывала и окучивала молодые насаждения заложенного лесного участка, плела из лоскутных обрезков парашютные стропы и использовалась на прочей подобной работе. Евжен же был переведен в Вольфсберг, находившийся в Нижней Селезии. Там он в числе других узников строил дороги.
Неизвестно, чем бы все закончилось, начнись эта эпопея раньше. Но война шла к концу, газовые печи уже не функционмровали, и в начале 1945 года, при наступлении советских войск, Освенцим расформировали.
Лену перевели в другой лагерь, находящийся в Берген-Белзене. Страшно грязный и вшивый, по сравнению с которым предудущий тянул едва ли не на курорт. Расформирован был и Вольфсбер, из которого Евжен попал в Австрию, где в Эбензее работал на прокладке тоннеля до тех пор, пока, окончательно выдохнувшись, не очутился в бараке для ослабленных. Месте, где на полуживых людей смотрели как на трупы. Их не только не лечили, но и не кормили. Кто мог, ползком, пересчитав телом ступени, спускался во двор пощипать молодой травки, подобрать выброшенные картофельные очистки или находил, если повезет, кость недогрызенную собакой. Остальные были обречены на смерть от истощения.
После освобождения узников англичанами и прохождения карантина, каждый получил возможность вернуться на родину. Вернулись в Мукачево через Чехословакию и герои нашего очерка. В ту пору им было лишь по 16, а, следовательно, впереди была вся жизнь.
И Лена, и Евжен остались сиротами. Но у нее хоть имелись близкие люди: двоюродные брат и сестра, в семье которой она и жила по возвращении, он же был один, как перст. Потеряв в девять лет отца, погибшего от шальной пули, случайно залетевшей в окно во время потосовки между чехами и венграми, он пятнадцатилетним подростком лишился и матери, чей жизненный путь окончился в газовой камере. Из братьев тоже никого не осталось. Старший, попавший в специальный батальон, сформированный из евреев и использовавшийся на самых тяжелых участках для рытья окопов и траншей на территории Украины, был сожжен, другой же, прошедший с ним через все лагерные муки, умер в лазаретном бараке незадолго до освобождения.
Так как Евжен жил неподалеку от лениной сестры Гермины и дружил с ее братом Ицхаком, то часто бывал в доме Бергеров, где и познакомился со своей будущей женой. Только в то время они, столь разные по натуре: она — живая, темпераментная, исключительно светская, он — замкнутый, ранимый и религиозный, не произвели друг на друга особого впечатления. Соединиться им было суждено лишь по прошествии ряда лет в силу ряда обстоятельств.
Все началось с резолюции ООН об образовании на территории подмандатной Палестины Еврейского государства. Этот факт был с энтузиазмом встречен многими европейскими евреями, которые незамедлительно стали собираться в путь. Отправиться в Землю Обетованную решили и друзья из Мукачева. Считалось, что надо лишь добраться до Румынии, а уж там Еврейский комитет переправит добровольцев по назначению. Только намеченный план сорвался. Человек, взявшийся перевести их через границу, оказался провокатором и привел прямиком к пограничникам, которые не стали церемониться с нарушителями.
Отобрав верхнюю одежду, бросили ребят на цементный пол в изолятор, находившийся в подвале. Оттуда по несколько раз в день, нахлобучив на голову мешок, их водили через двор по морозу на допросы в комендатуру.
То, что происходило за закрытыми дверями, лишь называлось допросом и представляло собой сплошные издевательства: оскорбления, чередующиеся с побоями, цель которых — выколачивание из задержанных признание в шпионаже. Даже им, прошедшим концлагеря, это казалось столь страшным, что перевод в тюрьму с более сносными условиями, воспринялся едва ли не за благо.
Через некоторое время состоялся суд. На нем, учитывая возраст правонарушителей, последних судили не как политических преступников, а как гражданских лиц. Потому и вынесенный вердикт оказался не слишком суровым: «Полтора года тюремного режима с последующей пятилетней высылкой».
Так как Гермина была беременна вторым ребенком, то не могла заниматься делами брата, а потому все хлопоты легли на ленины плечи. Прошения и ходатайства, присутствие на суде и еженедельные поездки в хустовскую тюрьму для передачи посылок, собранных в расчете на двоих, подготовка передач. Со всей, присущей ей ответственностью, Лена делала закупки, пекла, жарила…
Так продолжалось до момента приведения приговора в исполнение, после чего ребят перевели в лагеря на строительные работы: Евжена во Львов, а Ицхака в Днепродзержинск. Работа была тяжелой и грязной, порой непосильной. Только ничего не оставалось делать как, стиснув зубы и собрав в кулак волю, вновь стремиться выжить.
В связи с таким поворотом событий прибавилось дел и у Лены. Теперь ей приходилось курсировать уже в двух направлениях. Если поначалу ей просто было жалко Евжена, и она проявляла заботу о нем только потому, что знала: кроме нее ему никто не уделит хоть немного внимания, не облегчит участь, то постепенно девушкой стали руководить другие, более глубокие чувства.
Через полтора года, отбыв срок, Евжен и Ицхак освободились, но вернуться в Мукачево, бывшее приграничной запретной зоной, куда пускали только по вызовам, не смогли, а потому осели во Львове.
И снова начались регулярные ленины рейсы на поезде, шедшем в то время 12 часов против нынешних 4-х. Путь не близкий, но она регулярно совершала этот вояж, дважды в месяц привозя своим подопечным все необходимое. А когда через некоторое время Тененбаум был призван в армию и попал в Сталинград на строительство Волго-Донского канала, общение заменили письма. За первым пошло второе, за вторым — третье…
Так прошли 4 года. Только в декабре 53-го, после демобилизации, получив по военному билету «чистый» паспорт, бывший солдат вернулся домой. И тогда, встретившись после многолетней разлуки, молодые люди по-настоящему ощутили, как, нужны друг другу.
Они поженились через несколько месяцев. Сняли квартиру и стали обживаться. Евжен устроился на местную обувную фабрику, где сначала работал закройщиком, а потом модельером, Лена же по-прежнему продолжала свою деятельность в должности бухгалтера Рыбторга. Только вот учебу в московском институте рыбного хозяйства, после рождения старшего сына пришлось оставить.
Годы шли, ничем не нарушая размеренного быта. Через четыре года после Саши родился Толик. Детский сад, школа… Не успели оглянуться, как мальчики выросли, выпорхнули из родительского гнезда.
В 1993 году Анатолий вместе со своей семьей уехал в Израиль. К сожалению, родители не смогли ехать с ним, так как отец сильно болел — сказалось пребывание в концлагере, в тюрьме, на стройках социализма. Только спустя полтора года после отъезда сына Евжен, наконец, ступил на землю, о которой мечтал с детства, зубря в хедере талмуд.
Он счастлив, что теперь может совершенно свободно ходить в синагогу, не ловя на себе косые взгляды, соблюдать кашрут и общаться с подобными себе, для которых религия — одна из важнейших составляющих как мировоззрения, так и жизни. И, конечно, бесконечно рад тому, что рядом с ним, как и в прежние, хорошие и плохие времена, самый близкий человек, надежный друг, просто любимая женщина, с которой они вместе уже сорок пять лет.
1997