В гостях у Самуэлы

В начале 90-х прошлого века волны Большой Алии вынесла на хайфский берег немало интересных людей. Среди них — несколько бывших работников ленинградского Эрмитажа, с двумя из которых мне довелось познакомиться и получить истинное удовольствие от их рассказов. Сегодня речь об одной из них – Самуэле Фингарет.

Наша первая встреча состоялась в 1995 году, то есть 18 лет назад. И с тех пор я неоднократно вспоминала об этой необыкновенной женщине, с загадочными карими глазами.  А в прошлом году, случайно узнав о том, что ей вскоре исполняется 85 , решила навестить.  С опаской позвонила. Оказалось, что Самуэла прекрасно меня помнит и даже будет рада встрече.

И вот мы сидим у нее в маленькой квартирке на Адаре. Уже нет ее любимицы-собачки, с которой я фотографировала ее в прошлый раз, зато имеется «приходящая», черная как смоль, кошка по имени Мрр (именно так звучит слово «кошка» по древне-египетски), которую на балконе всегда ждет мисочка полная еды.

Самуэла неторопливо рассказывает о своей жизни, наполненной разными событиями. И о том, что я уже слышала прежде, и о чем-то для меня новом. Ее плавная, неторопливая речь звучит как музыка, и я готова слушать и слушать.

Она родилась в 1927 году в Москве в семье инженеров.  Папа – электрик, мама – экономист.  В семье всегда царили мир и лад, потому что папа, Иосиф Самойлович, безумно любил маму -Мину (Минцу) Самойловну, которую увидел задолго до их свадьбы. Девочка-подросток запала в душу молодого человека, который решил для себя: «Как только она подрастет, — станет моей женой». Так и случилось, ибо она просто не могла не ответить взаимностью этому красивому, энергичному человеку.

Это папа

Это мама

Когда Самуэле исполнилось 5 лет, семья перебралась в Ленинград.  Она прекрасно помнит квартиру, в которой они жили, где стоял рояль – подарок отца маме, очень любившей музицировать.

В то время она выглядела  вот так

На фотографии  с братом

Ей было тринадцать, когда началась война. Старший брат, которому едва исполнилось восемнадцать, ушел воевать, и погиб в 42-м году на Белорусском фронте в чине лейтенанта. Не вернулся домой и отец, который из-за возраста в боевые части не попал, а был зачислен в ополчение и отправлен на рытье окопов.

Из Ленинграда, вокруг которого стягивалось кольцо, старались эвакуировать детей и подростков. Школа, в которой училась Самуэла, попала в село Верхне-Раменское, находившееся в Кировской области. Некогда богатое место, гордившееся своей прекрасной, красиво расписанной церковью, за годы советской власти дошло до последней степени нищеты, усугубленной войной.

Все мужики. годные к службе. оказались на фронте. Оставшиеся (их насчитывалось единицы) беспробудно пили, а потому на женские плечи легла непосильная тяжесть. Хватало по горло своих забот. А тут еще эвакуированные, которых после долгих дебатов разместили следующим образом. Старших детей расселили по крестьянским избам, а младших — в здании церкви.

Вскоре за дочкой отправилась из Ленинграда и Мина Самойловна. Но застряла в селе, потому что блокада отрезала дорогу домой. Пришлось влиться в сельскую жизнь, пойти работать уборщицей в интернат, где училась Самуэла. Холенные, тонкие пальцы рук огрубели, стали рабочими. Да и вообще им, пришлым, жилось совсем непросто. Местные жители не жаловали, Мальчишки переиначив слово «эвакуированные» называли «выковоренными», и в этом определении был определенный весьма грустный смысл.

Особенно страдала интернатская малышня, неприспособленная к самостоятельной жизни. Жалея ее, Самуэла приходила по вечерам в церковь и рассказывала ребятне сказки на ночь. Когда весь запас тех, что она помнила, был исчерпан, в ход пошли фантазийные образы, рождавшиеся в ее голове. В них фигурировали сказочные королевства, в которых обитали принцы и принцессы, а волшебники творили добрые дела. Недаром, когда она вскоре после репатриации поехала навестить свой город, ставший Петербургом, одна из знакомых, что была в военное время одной из маленьких девочек, живших в Верхне-Раменском, сказала: «Не знаю, как бы мы выжили, если бы не ты, Элла. Ведь это благодаря тебе мы становились храбрыми и ничего не боялись!»

В этом месте я, не поняв, почему ее назвали Эллой, прерываю свою собеседницу и задаю соответствующий вопрос. «О, это целая история, —  улыбается Самуэла Иосифовна. —  Дело в том, что родители хотели меня, родившуюся 9 ноября, назвать в честь революции Октябриной (ведь по старому стилю она произошла в октябре, и долгое время называлась Октябрьской). Но родственники настояли на том, чтобы в имени новорожденной сохранилась память о недавно умершем дедушке. Так я стала обладательницей имени Самуэла. Но оно, как Вы понимаете, не очень-то подходило для советской жизни. Так я стала Эллой»

После этого отступления мы вновь вернулись к событиям военного времени. Сначала они с мамой очень нуждались, жили впроголодь. Но неожиданно положение изменилось. А произошло это так. Девочка, любившая рисовать, как-то скопировала из учебника истории портрет Людовика XIV. Картинка, раскрашенная темперой, появившаяся на обратной стороне довоенного плаката, оказалась на стене каморки, где они жили с матерью.

Увидевшая ее хозяйка пришла в восторг и рассказала об этом соседям. И односельчане потянулись смотреть на произведение искусства. Кто-то попросил нарисовать такую же. Девочка выполнила просьбу.  За первым заказом последовали другие. Она рисовала, а люди платили хлебом, яйцами, творогом, молоком…   Сначала Самуэла стеснялась брать продукты. Но потом поняла: это не подаяние, а честно заработанная плата за труд.

Война шла к концу. Благодаря родственникам отца, вызвавшим Фингаретов в Москву, они оказались в столице. Окончание школы совпало с победой в войне. Она помнит, как по Красной площади вели пленных немцев.

Глядя на бредущих толпой жалких людей без будущего, невольно думала о том, что кто-то из них убил отца, а кто-то — брата. И тут же ловила себя на мысли, что в душе нет ненависти.

После окончания школы настало время выбирать профессию. Родные считали, что необходимо поступить в училище, получить рабочую специальность, которая могла бы ее прокормить. Но Самуэле вовсе не хотелось стоять у станка или сидеть за швейной машинкой. Помогли друзья отца, приславшие вызов из Ленинграда. Она отправилась туда. Без труда поступила в ЛГУ, выбрав отделение египтологии и африканистики восточного факультета.

Почему пошла именно его?  Потому что с детства мечтала о неведомой древней стране с высочайшей культурой. Манили пирамиды и сфинксы. Сыграла роль и ее любовь к кошкам, которым в этой стране уделялось особое внимание. Недаром богиня радости, веселья и любви, женской красоты, плодородия и домашнего очага Баст изображалась в виде кошки или женщины с головой кошки. И когда ей спустя много лет, наконец, удалось попасть в Египет, увидеть Нил, пирамиды, музей в Фивах, ощутить всеобъемлющую полноту древнего искусства, стало ясно: она не ошиблась в выборе.

Незаметно пролетело пять лет. Остались позади институтские годы, впереди — множество творческих планов. Но оказалось, что молодой ученый, в формировании взглядов которого сыграли замечательные специалисты-египтологи Милица Эдвиновна Матье и Наталья Давидовна Флиттнер, бывшие ее педагогами, никому не нужен.

В голодное послевоенное время «специалисты по мумиям» рассматривались как нонсенс. К тому же, в 50-е годы резко набирал обороты антисемитизм. А потому они, вместе с подругой Наташей, таким же специалистом как она сама, тщетно пытались устроиться на работу. Никто никуда не брал. Ничем не мог помочь и чиновник, занимавшийся вопросами трудоустройства молодежи в Смольном, и каждый раз испытывал стресс, когда девушки появлялись у него в кабинете,

Но однажды им почти повезло. Оказалась, что некоему НИИ требуются африканисты. Наташа с Эллой, не скрывая радости, бросились в отдел кадров. Но там их ждало очередное разочарование.  Заглянув в паспорта и увидев в пресловутой пятой графе соответствующую запись, человек, сидевший за массивным столом, незамедлительно произнес: «А знаете девочки, необходимость в африканистах пропала». Они сначала оторопели от шока, а потом стали истерично смеяться. Это длилось так долго, что чиновник, отпаивая посетительниц водой, долго не мог их успокоить.

К этому времени в Ленинград перебралась и ее мама. Они снова поселились в доме, построенном в начала 20-х годов ХХ века в стиле модерн, в некогда принадлежавших им двух комнатах коммунальной квартиры на Кирочной. Только обживаться приходилось буквально с ноля, потому что,открыв дверь, они оторопели, остолбенели от удивления. Из мебели не осталось ничего, кроме рояля, который просто не смогла вытащить живущая там же женщина, бывшая еще до революции горничной у хозяина дома. Да и вообще оказалось, что жить в этом месте, среди соседок – семи одиноких женщин с глазами, наполненными ненавистью, весьма дискомфортно.

Положение усугублялось сложным финансовым положением. Несмотря на то, что Мина Самойловна работала на двух работах, денег не хватало на самое необходимое. Надо было и самим есть, и кошку по имени Астарта кормить. А тут еще решили их уплотнить. Пришлось менять квартиру.

Имея ВУЗовский диплом, Самуэла имела право преподавать как в школе, так и в институте. Согласна была отправиться в Тмутаракань, в любую точку страны, в любую глубинку. Но путь туда был словно заказан.

С другой стороны, этот же диплом, в соответствии с которым в паспорте была поставлена отметка о высшем образовании, не давала права устроиться на неквалифицированную работу. Тупик, да и только..

Выход был один – «потерять» паспорт. Она так и сделала. Пошла в милицию, заплатила штраф и получила новенький, с чистыми страничками. Теперь она смогла попасть на галантерейную фабрику, производящую платки, шарфы, косынки, где занималась росписью по ткани. Это ее вполне ее устраивало. Да и заработок был вполне приличным.

Незаметно пролетело пять лет. Руки работали, а голова тосковала. Изнывала от безделья. И тогда Самуэла предложила своей подруге, Наташе Ланда, написать книгу для детей. Так на странички рукописи легли строчки исторической повести о Египте — «Из лотоса рождается солнце».  После того, как была поставлена последняя точка, авторы отнесли рукопись в издательство «Детская литература». К удивлению девушек, она была принята и вскоре напечатана.

Это вдохновило Самуэлу, которая позже, уже в семидесятых, (Наташа отказалась сотрудничать) написала новую вещь — «Великий Бенин» о культуре небольшой страны, лежащей в Центральной Африке.

Затем были книги о Древней Москве, о владимирских мастерах, о скифах, о Грузии, об Узбекистане, Китае … Более же всего она гордится прекрасно изданной красочной книгой солидного формата “Три сказки Страны пирамид”, увидевшей свет за два года до ее отъезда.

Всего из-под пера этого автора вышло 13 книг, из которых лишь одна посвящена   взрослым.  Последние три написаны уже в Израиле.  Тем, кому это интересно, могут приобрести эти вещи, неоднократно переиздававшиеся, на OZON’е. А одна была даже переведена на иврит.

Но вернемся к событиям середины 50-х.  Хрущевская оттепель значительно снизила уровень антисемитизма. И потому та самая Наташа, которая уже фигурировала в нашем рассказе, смогла устроиться в Университет, на исторический факультет. Но через некоторое время у нее возникли домашние проблемы, заставившие оставить работу. На свою должность она порекомендовала Самуэлу, и та с радостью стала читать лекции по древнему искусству.

Три года работы со студентами. Интересное общение, семинары и курсовые, выходящие за рамки определенной программы.

С подругой ее, несомненно, соединяли Высшие силы. Потому и следующий, важнейший этап жизни, был связан также с ней, помогшей устроиться на такую работу, о которой можно было лишь мечтать – в Эрмитаж.

Волшебный дворец, обожаемый Самуэлой с детства. С того момента, когда впервые переступила порог Зимнего еще девчонкой. Да и потом отец неоднократно приводил дочку туда, где любил бывать сам.

Она стала научным сотрудником культурно-просветительского отдела, иначе экскурсоводом.  Проработала в нем вплоть до выхода на пенсию. Заняв это место, с большим удовольствием работала с детьми в школьных кружках музея.

Так уж случилось, что большую часть жизни Самуэла прожила одна. Впрочем, не случилось, а произошло. Из-за того,  что более всего в жизни эта женщина ценит независимость. Вот и гуляет сама по себе как киплинговская героиня. Недаром она просто обожает кошек, которых всегда держала в доме. награждая их загадочными именами древнеегипетских богинь.

Впрочем, в ее жизни были и мужчины, и замужество. Мечтательница от природы, она «намечтала» себе двоих из них. Первый —  офицер, бывший старше нее на 14 лет. Их встреча произошла   на каком-то празднике общих знакомых. Лишь увидела его – и сердце бешенно заколотилось. Влюбилась страстно, и бросилась в любовь как в омут. Он же, человек солидный и женатый, был польщен вниманием молодой женщины. Завязались отношения, продолжавшиеся много лет и окончившиеся со смертью этого человека.

Затем был другой. Наоборот, намного моложе. Художник. Лирический абстракционист. Исключительно талантливый, но с таким невыносимым характером, что ей удалось выдержать его только два с половиной года.

Настоящий садист, не щадивший никого. Он мог разбудить ее среди ночи телефонным звонком и сказать: «Вот тебе хорошо, ты спишь. А мне плохо. Почему я должен страдать один?»  До поры, до времени она, влюбленная, терпела и его выходки, и пьянство.  Впрочем, как понимает сейчас, ее привлекало скорее его искусство, нежели он сам. И как напоминание о том периоде   —  несколько работ Михнова-Войтенко, висящие над диваном в ее салоне.

Как это бывает нередко, не признанный официально при жизни (выставлялся не часто на выставках представителей андеграунда, пользовавшихся неизменным успехом), этот художник сегодня весьма интересен любителям абстрактного искусства. Его работы имеются и в Третьяковской галерее, и в Русском музее. Большая же часть вещей попала за границу, куда их вывезла его сводная сестра, получившая все полотна в наследство.

Но был и третий,  тоже неимоверно талантливый, реставратор экстра-класса, настоявший на официальной регистрации брака. Она долго сопротивлялась. Стеснялась несоответствия в возрасте.

Как известно, в день бракосочетания каждая невеста буквально расцветает. Вот и она выглядела так, что таксист, везший их из ЗАГСа, поздравил их с заключением брака.

Когда Самуэла решила уезжать в Израиль, они развелись. А через год бывший супруг все же приехал. Попытался найти работу. Но ни один из музеев, куда он обращался, им не заинтересовался.  Она же, жившая на пособие, естественно, содержать двоих не могла. Поэтому ему пришлось уехать домой.  И хотя они не живут вместе, добрые отношения сохранились. Редкие встречи во время его визитов в Израиль или ее в Петербург, доставляют обоим  радость.  «Надеюсь, — говорит Самуэла, — он приедет в ноябре на мой юбилей».

За плечами прожитая жизнь, наполненная событиями. Да, ей, действительно, есть, о чем вспомнить. Конечно, и об интересных людях, встречавшихся на ее пути. Одна из самых значимых встреч – с  Иосифом Бродским.

Сначала Самуэла познакомилась с его стихами, ходившими нелегально по рукам. Читая их, она представляла себе тонкого рыжеволосого юношу с нежными руками. Но ошиблась. Воображение подвело. Увидев его воочию в популярном ленинградском кафе, находившемся в центре города на углу Литейного и Невского, где собиралась молодежь, споря об искусстве, литературе, поэзии, окрестившая свое любимое место почему-то «Сайгоном», удивилась, насколько его вид не соответствует созданному ей образу. Это был довольно крупный, плотный человек, притягивающий к себе обаянием и своеобразной мужской красотой.

Они подружились.  Иосиф несколько раз приходил к Самуэле в гости.  Не стесняясь, не ломаясь, читал свои стихи. «Это было прекрасно, говорит моя собеседница.  —  Не речь, а музыка. Он словно «выпевал» текст, повышая при этом голос так высоко, что соседи начинали недовольно стучать в стену. Ведь, как известно, в хрущевках была потрясающая слышимость».

Она была и на том, знаменито-позорном суде, когда Иосиф был осужден за тунеядство, поддерживала связь с ним, находящемся в ссылке.

В ее архиве хранятся два письма, полученные в начале 60-х, в тот период, когда она некоторое время жила в Ташкенте, периодически выезжая в Термез, где принимала участия в археологической экспедиции организованной Эрмитажем. Там велись раскопки древнего буддийского монастыря.

Бережно хранит она  и оригиналы двух посвященных ей стихотворений с рисунками кошек. Ведь они тоже присутствуют в “Блюзе для Эллы Фингарет”, где имеют место непременные атрибуты Древнего Египта: фараон, священный Нил, пирамиды, египетские боги…

Клинопись. Ночь. Нил.

Куст. Хвост. Нора.

Умбра. Бра. Ра.

Умбра, гроза крыс!

Твой отец – Осирис!

А в другом чувствуется, несомненно, доброе отношение к этой женщине, оставившей свой след и в его жизни.

Элла, в отделенье мира плотского

в пирамиде сердца Бродского

сохранится Ваша мумия,

как предел благоразумия.

На вопрос о том, с кем еще из интересных людей она была знакома, Фингарет упоминает секретаря Анны Ахматовой, прекрасного поэта Анатолия Неймана, своего двоюродного брата Бориса Фингарета, талантливого пианиста, живущего сегодня в Нешере, композитора Леонида Десятникова, своего любимого поэта Леонида Аранзона, писателя и критика Яшу Гордина…

Каждый из них, несомненно,  заслуживает особого рассказа. Но время моего визита истекло. Прощаюсь с хозяйкой и ухожу, провожаемая до выхода кошкой, напоминающей Багиру.

2013

Фотографии из семейного архива С. Фингарет

P.S. R сожалению,  ее  уже нет среди нас. Самуэла Иосифовна  ушла из жизни в конце 2016 года

.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: