В далекой, далекой Дании, там, где в небо уходят островерхие крыши крытые красной черепицей, на которых за трубами вьют гнезда белокрылые аисты, где хранят свои тайны старинные замки, есть остров Фюн, а на нем — небольшой городок Оденcе, расположившийся в одной из котловин среди низких холмов.
Вдоль булыжной мостовой — аккуратные, чистенькие домики похожие на пряничные, сошедшие со страниц сказок. На некоторых — резные украшения. Такова дань старой традиции, ибо эти места издавна славились резчиками по дереву.
Мастера вытачивали носы кораблей, что, уходя в море, гордо несли перед собой ярко раскрашенные фигуры русалок и дельфинов, украшали храмы и алтари, фасады домов, по эмблемам которых можно было узнать статус или профессию владельцев.
На одном из таких домов, настолько старом, что земля еле — еле держала его на себе, был щит, обрамленный тюльпанами и розами, а посередине — стихотворение, которое знали наизусть все дети, которые любили играть среди пустых комнат с ободранными обоями, хранившими следы позолоты. Именно о нем, спустя многие годы и напишет Ганс-Христиан Андерсен, знаменитый сказочник, родившийся ровно двести лет назад.
Он появился на свет 2 апреля 1805 года в семье башмачника. Родители Ганса были настолько бедны, что отца даже не брали в цеховую общину. А потому над дверью Андерсенов не висела деревянная вывеска с двуглавым орлом в знак того, что башмачники шьют только парную обувь.
Чтобы сводить концы с концами, мать занималась поденной работой, а в остальное время возилась по хозяйству, стараясь поддерживать идеальный порядок. В доме всегда было чисто и уютно. В ящиках с землей рос лук, в вазонах на окнах — тюльпаны.
«Я рос единственным и потому балованным ребенком; — писал Андерсен в «Сказке моей жизни», — часто мне приходилось выслушивать от матери, какой я счастливый, мне-то ведь живется куда лучше, чем жилось в детстве ей самой: «Ну, прямо настоящий графский сынок! — говорила она. Ее самое в самом нежном возрасте, выгоняли из дому, заставляя просить милостыню. Она никак не могла решиться, и целые дни просиживала под мостом, у реки. Слушая ее рассказы об этом я заливался горючими слезами».
Родители очень любили сына. Отец мастерил ему игрушки, читал книги, водил гулять в лес, и даже один раз взял в театр. Но что он мог ему дать? Разве только фамилию с окончанием «сен», указывающим на низкое происхождение?
Впрочем, и такие минуты близости были редкостью, потому что башмачник был очень занят. Чаще всего Ганс оставался один. Для того, чтобы занять себя, начинал фантазировать. Тотчас окружавшие его предметы оживали, становились действующими лицами самых невероятных историй. Жаль, что единственным слушателем был старый кот Карл, дремавший на стуле и изредка комментировавший услышанное протяжным «Мур..р..р..».
Эту мечтательность юный Андерсен не потерял и тогда, когда пошел в школу. А потому, не слушая учителя, глядел по сторонам и сочинял свои истории, которые пытался рассказать одноклассникам. Но те, менее терпимые, нежели Карл, отвечали смехом и улюлюканьем. А порой гнали его по улице с криками: «Смотрите, смотрите, вон, бежит сочинитель комедий!» И бедный мльчишка, примчавшись домой, забивался в угол, где давал волю слезам.
Но были в этом городке и другие люди, относившиеся к нему иначе. Например, жившая по соседству вдова священника Бункефлода и его сестра, которые искренне полюбили этого, непохожего на окружающих, паренька. Бывая там в гостях, Ганс-Христиан открыл для себя классиков, услышал стихи великих поэтов. Желание познакомиться с ними поближе заставило его много читать.
«Моя любовь к чтению, — писал он впоследствии, — хорошая память – я знал наизусть множество отрывков из драматических произведений — и, наконец, прекрасный голос — все это вызывало некоторый интерес ко мне со стороны лучших семейств нашего городка».
Среди них была семья полковника Хёга-Гульберга, который попытался помочь Андерсену определиться и даже представил его жившему тогда в Оденсе наследному принцу, ставшему впоследствии королем Кристианом Восьмым.
А в доме его родителей жизнь становилась все безрадостней. После того, как отец, подавшись в солдаты, «расшатал свое здоровье непривычной походной жизнью», заболел и умер, матери стало совсем тяжело. И тогда, решив больше не потакать прихотям сына, тратившего все свое время на домашний театр, для которого тот писал пьесы, делал декорации, лепил кукол и шил для них одежду. Она надумала определить его в подмастерья к портному. Но от перспективы провести всю жизнь с наперстком и иголкой в руках сын пришел в ужас.
«Я принялся умолять мать позволить мне лучше попытать счастья, отправившись в Копенгаген, который в моих глазах тогда был столицей мира, – напишет он потом в «Сказке моей жизни». — «Что ты там собираешься делать?» — спросила мать. «Я прославлю тебя» – ответил я и рассказал о том, что знал о замечательных людях, родившихся в бедности».
Он плакал, просил, и мать, наконец, уступила. Она связала нехитрые пожитки в скромный узелок, договорилась с почтальоном, и тот пообещал привезти мальчика в Копенгаген без билета всего за три дня.
Впрочем, эта поездка вряд ли бы состоялась, не обратись женщина в смятении чувств за помощью к знахарке, чтобы та погадала на картах и кофейной гуще. «Сын твой будет великим человеком! — сказала старушка. — Настанет день, и родной город Оденсе зажжет в честь его иллюминацию».
Итак, в 1819 году у Ганса-Христиана начался новый жизненный этап. Очень сложный для четырнадцатилетнего подростка, очутившегося вдали от родного очага и почувствовавшего одиночество и беспомощность. Отныне следовало полагаться лишь на самого себя.
Но судьба ему улыбнулась и подарила встречу с рядом влиятельных людей. При их содействии Ганс-Христиан поступил сначала в балетную школу, где, будучи учеником, даже выступил в роли тролля в балете «Армида», а потом в хоровую школу, которую, к сожалению, пришлось бросить из-за потери голоса в период мутации. Семнадцатилетним сел за перту в классической гимназии, где все одноклассники были намного младше новичка.
Учеба давалась с таким трудом, что он не сумел даже выучиться как следует грамоте. До конца дней писал с орфографическими ошибками, хотя после гимназии занимался в университете.
Однако это не мешало ему писать стихи, которые с удовольствием слушали в светских салонах. Вероятно, они были хороши. Иначе поэт Ингемаи однажды не сказал бы, шутя: «Вы обладаете драгоценной способностью находить жемчуг в любой сточной канаве. Смотрите, не утратьте этой способности. В этом Ваше предназначение, быть может».
Андерсену эти слова открыли самого себя. И на двадцать третьем году жизни у него вышла первая книга «Прогулка на остров Амагер», которую он сам характеризовал как «юмористическое произведение, что-то вроде фантастических арабесок».
Полученный гонорар был истрачен на осуществление давнишней мечты: путешествие по Европе. И с того момента многочисленные поездки по разным странам и континентам стали неизменной составляющей его жизни. Кроме путевых впечатлений они давали исключительно интересные встречи с великими современникам. Он был знаком с Гюго, великой Рашелью, Бальзаком, Дюма, Гейне, Вагнером, Шуманом, Мендельсоном, Россини, Листом, Диккенсом…
Чаще всего Андерсен бывал в Италии. Рим стал для него, как и многих других творческих личностей, второй родиной. Впрочем, все это было потом. А пока вернемся к годам учебы в университете.
Именно тогда к нему пришла первая любовь. Андерсену было 24 года, когда университетский товарищ Кристиан Войта пригласил его на каникулы к своим родителям в небольшой городок Фоборг. Там он познакомился со старшей сестрой друга Риборг и влюбился в розовощекую, пухленькую кареглазую девушку.
Ей, провинциалке, естественно, было лестно внимание молодого человека, совсем непохожего на окружающих. Она с удовольствием слушала его речи, а когда тот читал новеллы из своей книги, и вовсе смотрела гостю в рот.
Они часами гуляли по городу, осматривая старинные строения, и однажды забрели в парк. Там Риборг попросила сорвать для нее розу. Но, протянув руку за цветком, наткнулась на шип, и алый бутон упал на землю. Ганс поднял его, подал, а вместе с ним отдал и свое сердце.
Темно — карих очей взгляд мне в душу запал;
Он умом и спокойствием детским сиял;
В нем зажглась для меня новой жизни звезда!
Не забыть мне его никогда, никогда!
Искренне веря в собственное чувство, сразу же пошел просить руки девушки у ее родителей. Однако реакция была неожиданной.»Кем вы будете, когда выучитесь?» — спросил папаша. «Литератором, великим литератором», — с гордостью ответил Андерсен, думая, что это делает ему честь. Однако старый Войт так не посчитал, а потому ответил отказом.
Уехав, Андерсен писал письма своей избраннице, вкладывая в них все свои эмоции: «Не делайте меня несчастным. Я могу стать кем угодно ради Вас. Даже пойду служить. Я сделаю все, что потребуете Вы и Ваши родители». Только все было бесполезно. Предпочтя синицу в руке журавлю в небе, Риборг вышла замуж за сына местного аптекаря.
С той поры прошло много лет. И будучи уже известным писателем, Андерсен однажды встретил свою бывшую любовь. Она шла об руку с мужем, таким же кругленьким колобком, в который превратилась сама, и что-то выговаривала ему визгливым голосом.
Писатель остановился, раскланялся. Вызвав сладкую улыбку, получил приглашение в гости. Но, конечно, не пошел. А вернувшись домой, сев за стол, и сочинил сказку «Жених и невеста» о сватовстве молодца- юлы к барышне-мячику, что, отвергнув опрометчиво жениха, потом очень жалела о несостоявшейся свадьбе.
Это был не первый случай, когда жизненная коллизия ложилась на бумагу сказкой. Ведь все, что он писал, предназначено не только для детей. Перечитывая его во взрослом возрасте, ты открываешь для себя новое. Они как матрешка, где за простым и понятным сюжетом скрывается более глубокий смысл.
У него, известного прежде как автора пьес, эссе и путевых заметок, первый выпуск «Сказок для детей» вышел в 1835 году. Новое направление в творчестве привлекло внимание и значительно уменьшило поток критики, неизменно следовавшей в его адрес. Появились даже положительные отзывы. А в предисловии к французскому изданию его назвали новым Лафонтеном.
За первым сборником стали выходить и другие, как правило, к Рождеству, и вскоре вошло в обычай украшать елку новой книжкой андерсеновских сказок.
«Как, бывает, вырубают себе ступеньку за ступенькой в отвесной скале, так и я отвоевывал себе шаг за шагом прочное место в детской литературе и, наконец, добился того признания и поощрения, которые могли способствовать дальнейшему развитию моего таланта куда больше, чем резкая, беспощадная критика».
Это объяснялось тем, что в сказках воплощались плоды его необыкновенного воображения, за которое писателя порой называли колдуном и ясновидцем. Недаром, взглянув пару раз на незнакомого человека, он мог рассказать о нем так, словно знал давным-давно. А еще, говорят, умел предсказывать судьбу.
Сказки и истории писались легко. Даже большие из них рождались всего за несколько часов. Самое долгое — за два дня. «Сказки сами приходят ко мне, — говорил писатель. — Их нашептывают деревья, они врываются с ветром…»
Однажды кто — то из знакомых в шутку сказал: «Ну, напишите нам новую забавную историю. Вы ведь можете написать даже о штопальной игле!» И вскоре появилась история жизни и смерти этой незатейливой вещицы.
Только, несмотря на народную любовь и популярность, Андерсен был очень одинок. До конца жизни тяжело переживал то, что в светском обществе всего лишь бедный родственник, сын прачки и башмачника с мужицкой кровью.
Отсюда и его печальный образ, и бесконечные жалобы на жизнь, и неизменно грустная нота во всех сказках, многие из которых имеют несчастливый финал. Так знаменитая «Тень» заканчивается смертью человека и победой Тени; хозяин ночного колпака умирает в холодном безлюдном доме, стойкий оловянный солдатик превращается в комок олова, попав в пламя камина, а нежная Русалочка — в морскую пену.
Рассказывают, что Андерсен был мучим многими комплексами. Он боялся всего. Боялся отравления и ограбления, соблазнения и сумасшествия. Боялся собак, потери паспорта, смерти от руки убийц. Боялся пожаров, из-за чего постоянно возил с собой веревку, чтобы, в случае надобности, можно было вылезти в окно. Боялся быть погребенным заживо, а потому, ложась спать, клал у постели записку «На самом деле я не умер». Боялся, что сделал что-то не так. Не так заклеил и надписал конверт, переплатил за билет или книгу… И ужасно переживал по поводу своей внешности.
Из-за этого не сложилась и его личная жизнь. Андерсен никогда не был женат, не имел детей, хотя влюблялся многократно.
Во второй раз это произошло через три года после той злополучной поездки в Фоборг. Предметом его обожания стала молоденькая Луиза Коллин, дочь того самого конференц-советника Йонаса Коллина, который, входя с состав директората Копенгагенского королевского театра, одиннадцать лет назад поддержал даровитого юношу и в определенном смысле стал его опекуном.
Однажды Ганс-Христиан увидел выросшую у него на глазах девушку совсем по — иному. Считая, что ухаживать за ней в доме своего покровителя некорректно, лишь вздыхал и писал стихи:
Блеск темных глаз волнует и пленяет
Сиянье голубых мне небо открывает…
По ночам сочинял длинные пространные письма полные намеков и недомолвок. «С каждым днем все вокруг меня превращается в поэзию, небеса — в чудесные волны мечты, облака — в прекраснейшие воздушные замки . Моя собственная жизнь тоже кажется поэмой, и вы в ней играете роль, — ведь вы не рассердитесь, на меня за это?»
Она ничуть не сердилась, но делала вид, что не понимает, о чем идет речь. А будучи девушкой благовоспитанной, отдавала послания старшей сестре или маменьке.
Боясь, что за письмами может последовать нечто другое, способное скомпрометировать восемнадцатилетнюю барышню, родные постарались поскорей выдать ее замуж за подающего надежды адвоката.
О состоявшейся помолвке Андерсен узнал совершенно случайно и очень тяжело пережил это. Шатаясь, словно пьяный, вышел на улицу и побрел туда, куда повели ноги. А повели они его в городской парк, на заснеженную скамью, где боль и горечь вылись в стихах.
Белей любимой моей
Нельзя на свете найти
Теперь любовь моя к ней
Уже не может расти.
Теперь она умерла..
Умерла, конечно, не на самом деле, а в его воображении, превратившись в героиню новой сказки, пожертвовавшей в отличие от прототипа собой ради любви. Так родилась знаменитая «Русалочка».
Прошло пять лет. И снова в сердце, жаждущем любви, вспыхнуло чувство. В этот раз его покорила прелестная танцовщица Копенгагенского театра Люсиль Грандт. Он ходил на все ее спектакли, неистово аплодировал, в антракте мчался за кулисы. Только, видя балерину в окружении поклонников, отступал молча в сторону. Снова и снова мечтал по ночам подобно Стойкому Оловянному Солдатику… И тоже все зря.
Впрочем, все предыдущие страдания не идут ни в какое сравнение с душевной травмой, нанесенной ему знаменитой шведской певицей Йенни Линд.
Увидев ее впервые в копенгагенской гостинице, где он жил, Андерсен остался равнодушен. Все произошло позже, когда через несколько лет их познакомил заново господин Бурнонвиль, знаменитый хореограф, женатый на шведке, подруге певицы. После исключительно удачных гастролей по Европе она вновь приехала в Копенгаген в 1845 году.
Отточив свое мастерство, певица произвела еще больший фурор. На спектакли с ее участием, особенно на»Норму», просто невозможно было достать билеты.
В этот раз Йенни жила в семье Бурнонвилей, а потому Андерсен, вхожий в этот дом, мог видеться с ней, практически, ежедневно. И гулять, и беседовать об искусстве, жизни, религии. И вот в его дневнике появилась запись: «Я влюблен!»
Это произошло после прощального ужина в Королевском зале отеля «Рояль», что давала певица по окончании гастролей в Копенгагене.
За столом Йенни подарила Бурновилю серебряный кубок с надписью «Балетмейстеру Бурновилю, бывшему мне отцом в Дании, моем втором отечестве».
Тот растрогался до слез: «Теперь все датчане захотят стать моими детьми, чтобы только сделаться вашими братьями Йенни!» «Но это будет слишком много, — кокетливо ответила она, — лучше я сама выберу себе одного из вас!» И через весь зал направилась к Андерсену. Тот остолбенел: богиня с чарующей внешностью и ангельским голосом выбрала его!
Взяв из рук Йенни бокал с шампанским, он не смог произнести ни слова. Все они куда — то улетучились. Зато дома прекрасно легли на бумагу. И назавтра, провожая Линд на корабль, Ганс-Христиан протянул ей толстое письмо с нежными излияниями.
Завязалась переписка. В одном из писем он послал ей сказку о гадком утенке, который превращается в прекрасного лебедя. Как ему хотелось, хотелось, чтобы в сказке она увидела его Судьбу!
Ответом было письмо. «Я бесконечно благодарна Вам за Ваши дивные рассказы! Но, кажется, «Гадкий утенок» лучше всех. Боже мой, что за дивный дар — такое умение облечь свои светлые мысли в слова, так наглядно растолковать людям на клочке бумаги, что лучшие, благороднейшие дары часто скрываются под лохмотьями, пока не совершается превращение, показывающее нам настоящий образ, осененный светом Божьим».
Ухватив суть, она не поняла, или не захотела понять, главного — того, что этот гадкий утенок — он сам. Тот, кому, в отличие от сказочного персонажа, так и не суждено было стать прекрасным лебедем.
Потом были встречи в разных странах, где пересекались пути — дороги ее гастролей и его путешествий, да незабываемая осень в том же Копенгагене. Они снова встречались, гуляли, болтали.
Так как их часто видели вместе, то нередко упоминали в прессе как о паре, а портреты выставляли рядом в витринах художественных салонов. Йенни шутила «Мы выглядим ужасно, как на свадебных фотографиях!»
Чтобы узнать, как она к нему относится, Андерсен полушутливо произнес: «Вы, наверно, ненавидите меня?» «Нет, — ответила она вполне серьезно. — Я не могу Вас ненавидеть. Ведь для этого надо сначала полюбить…»
Ответ своей непосредственностью резанул прямо по сердцу. Но вскоре боль притупилась, а желание видеть Снежную королеву, как он называл про себя избранницу, осталось. И он снова и снова оказывался там, где гастролировала прима. Именно поэтому в сочельник 1845 года очутился в Берлине.
Отказавшись от приглашений всех знакомых, ждал лишь одного — от нее. Ведь Ангел (второе мысленное определение божественного образа), обещала позвать к себе, чтобы вместе поздороваться с первой рождественской звездой. Но приглашения не последовало. И поэтому вечер Андерсен провел в пустом гостиничном номере один — одинешенек. Без елки, без игрушек. С ним было лишь звездное небо, глядевшее в темную комнату через оконное стекло.
Он сидел и думал о том, какими разными были жизненные пути его и Йенни. Ведь она прожила жизнь в совсем другом мире. Фортуна с детства благоволила девочке, родившейся в обеспеченной семье. Ее голос, поставленный педагогами Королевской оперы в Стокгольме, где восемнадцатилетняя дебютантка пела партию Агаты в «Вольном стрелке» Вебера, сразу же вызвал восторг публики. А два года занятий в Париже у известного педагога Гарсии, родного брата Полины Виардо, настолько отточили мастерство, что она и вовсе стала примадонной. Ее теперь приглашали разные театры, а за чарующий голос поклонники прозвали «шведским соловьем».
Да и сегодня они не на равных. Она юна и красива (что такое 25 лет!), а он в свои сорок уже немолод. Да, к тому же, нескладен и смешон. Она сказочно богата (билет на один ее концерт стоит столько, сколько он потратил на всю поездку в Берлин), а он стеснен в средствах… Только ведь сердцу не прикажешь!
На следующий день они все же встретились. Купив на последние деньги букет ее любимых роз, Ганс-Христиан отправился с визитом в гостиницу. Увидев его удрученный вид, Йенни спросила, в чем дело, а, узнав, как он встретил Рождество, удивилась: «А я думала, что вы проводите его в кругу принцев и принцесс». И добавила с улыбкой: «Дитя получит свою елку! Мы зажжем ее на Новый год!»
Свое слово Линд сдержала. Было все. И громадная елка, и подарки, и красиво накрытый стол, за которым сидели они вдвоем (если, конечно, не считать компаньонки). Только он сам испортил прекрасный вечер, вновь заговорив о своей любви. Неприступная Снежная Королева пламенные слова опять превратила в ледышки.
С тех пор прошло два года, и случай свел их в Лондоне, где певица вступала по приглашению принца Альберта и королевы Виктории, а Андерсен гостил у Диккенса. Встреча была нерадостной. Йенни очень изменилась. Весь разговор шел вокруг денег, которые она получала за свои выступления. И ему, бессребренику по натуре, было это неприятно.
Не доставила удовольствие и общение в 1854 году. Линд была уже замужем за виртуозом — аккомпаниатором Отто Гольдшмидтом, в ее семье рос годовалый малыш. Увидев его, писатель испытал горькое чувство: ведь этот ребенок мог быть его сыном!
После этого Ганс-Христиан навсегда оставил мечту о личном счастье. К порядочным женщинам он боялся подступиться, а тех, что торговали любовью, боялся как огня. Так до конца жизни и остался девственником. Для него существовало лишь творчество. Впрочем, было в егожизни еще одно незабываемое знакомство.
Весенней итальянской ночью, когда звезды на небе горели яркими плошками, он вместе с несколькими пассажирами ехал в дилижансе. Люди, оказавшиеся рядомв темноте, не могли разглядеть друг друга, и это дало повод для фантазии.
Андерсен, разговорившись со своими спутницами — девушками, стал описывать их внешность, превратив в сказочных принцесс с лучезарными глазами, шелковистыми волосами, алыми губами. Девушки смущенно улыбались, а одна, из тех, что была побойчее, попросила случайного спутника описать себя. И тот представил себя таким, каким хотел бы быть. Стройным красавцем, трепещущим от ожидания любви…
А когда первые лучи солнца заглянули в окно кареты, обрисовалась истинная картина. Одна из попутчиц, представившаяся Еленой Гвиччиоли, жительницей Вероны, и впрямь оказалась красавицей.
Весь день потом Андерсен думал о новой знакомой. Но, понимая, что эта внезапная любовь принесет ему только страдание, сумел совладать со своими чувствами. «Лучше выдумать любовь, чем испытать ее в действительности», — решил он и пришел к Елене с твердым решением увидеть ее и уйти навсегда.
— Я узнала вас, — сказала девушка. — Вы Христиан Андерсен, знаменитый сказочник и поэт. Но, оказывается, в жизни вы боитесь сказок. У вас не хватает силы и смелости даже для короткой любви.
— Видимо, , это судьба, — вздохнул писатель.
— Ну, что ж, мой милый бродячий поэт, — последовало в ответ, — бегите! Спасайтесь! Но если вы будете страдать от старости, бедности или болезней, то вам стоит сказать только слово — и я приду
Опустившись на колени, он протянул к ней руки, а она, взяла его голову, наклонилась и поцеловала в губы. Больше они никогда не виделись. Но эта сцена вспоминалась Андерсену до глубокой старости.
Прошло много лет. Теперь сам датский король приглашал сказочника во дворец, где его зачарованно слушали все члены королевской семьи — от мала до велика. Да и в любой стране, где ни бывал Андерсен, его встречали с почестями самые знатные люди.
А 6 декабря 1867 года, как и предсказывала гадалка, в Оденсе в честь присвоения Гансу-Христиану звания почетного гражданина, загремел в небе салют.
На домах, как в честь национального праздника, развивались датские флаги, звучали песни на его стихи. В ратушной зале, где на пьедестале возвышался его бюст, на торжественный утренний прием собралось много народа из всех слоев общества, а вечером был дан званный ужин.
Казалось бы, все прекрасно. Но писатель по-прежнему хандрил, пребывал в глубокой депрессии и последние годы почти не выходил из дома, скурпулезно следя за своим самочувствием и записывая в дневник все приступы, болевые ощущения и малейшие изменения в самочувствии.
В 1872 году на свет появились две последние сказки — «Рассказ старого Йохана» и «Тетушка — зубная боль», которые он посвятил самому себе.
Всерьез считая, что количество зубов во рту влияет на его творчество, потеряв в январе 1873 года последний зуб, Ганс-Христиан перестал сочинять. «Волшебные истории больше не приходят ко мне. Я остался совершенно один», — записал он в своем дневнике.
Но это было неправдой. Когда после долгой болезни, он ушел в мир иной (это случилось 4 августа 1875 года) на собственной вилле Ролигхед, друзья нашли в ящике письменного стола листки с текстом новой сказки, начатой за несколько дней до смерти и почти законченной.
А рядом, в шкатулке, лежал солдатик, подаренный ему бедным мальчиком и лепестки давно увядшей розы, протянутой милой девчушкой на улице.
Через несколько дней состоялись похороны. И, как грустно шутили его друзья, Андерсен был бы удовлетворен, увидев, как за гробом идут толпы людей. Здесь были и бедняки, и знать, и студенты, и иностранные послы, и министры, и даже сам король.
«Казалось, в тот день жителям Копенгагена нечего было делать, кроме как хоронить Ганса-Христиана Андерсена», — писал очевидец. В стране был объявлен национальный траур, а в газете напечатаны стихотворные строки:
«В могилу наш король сошел,
И некому занять его престол».
2015
Фотография взята из Википпедии.