Необыкновенные женские фигуры в нежно-пастельных тонах в обрамлении волнистых линий и абстрактных цветов… Словно лишенные плоти, не по земному красивые, они не оставляют никого равнодушным, очаровывают всех, кто их видит сегодня. Тогда же, более века назад, плакаты и вывески с изображением красавиц, производили настоящий фурор.
«Четыре времени года», «Четыре времени дня», «Четыре цветка», «Звезды», «Месяцы»…
Они были созданы в парижский период, который можно считать одним из интереснейших в биографии Мухи. И мы, непременно, уделим ему время. А пока начнем AB OVO, с момента явления миру очередного малыша, родившегося 24 июля 1860 года в небольшом моравском городке Иванице, в семье бывшего портного, сменившего иглу на канцелярские принадлежности и ставшего мелким служащим уездного суда.
Так уж случилось, что этот человек по имени Онжей рано овдовел, и ему самому пришлось заботится о детях: Альфонсе, Анне и Анджеле. Старший Муха оказался образцовым отцом и сумел дать сыну и дочерям среднее образование. Далее же им предстояло заботиться о себе самостоятельно.
И тут жизнь показала Альфонсу свою изнанку. Будучи учеником славянской гимназии города Брно, он пытался поступить в пражское художественное училище, но провалился. Предоставленные работы были возвращены абитуриенту с сопроводительной запиской одного из профессоров, в которой говорилось об «абсолютном отсутствии таланта у их автора».
Для мнительного юноши это был сильный удар. Удар по мечте, лелеемой с детства. Ведь рисовать он начал едва ли не раньше, чем ходить. Приветом из далекого прошлого для потомков стали инициалы маленького Альфонса вырезанные на деревянной скамье местного костела в родном Иванчице. «Дожило» до наших дней и «Распятие», нарисованное в восьмилетнем возрасте.
Разочаровавшись в своих возможностях, Муха забросил кисти и краски, поступил писарем в местный суд. Но через два года, когда боль поутихла, ему вновь захотелось заняться живописью. По объявлению в газете Альфонс предложил свои услуги одной из венских фирм, занимающихся производством театральных декораций, и оказался в Ringtheater’е.
Он так бы там и работал, но через два года театр сгорел, оставив молодого декоратора без дела. Поскитавшись безрезультатно какое-то время по Вене, он перебрался в южноморавский город Микулов, где снова занялся декорациями, портретами-миниатюрами и.… малярными работами.
Нет, он не просто белил стены или раскрашивал их в разные цвета. Ведь маляры в те годы были не чета нынешним. Они должны были обладать не только хорошим вкусом, но и художественными способностями, ибо квартиру следовало разрисовать, разместив на потолке и стенах порхающих ангелочков, гирлянды цветов и вычурный орнамент.
Проявив соответствующие способности, Муха расписал комнаты небольшого замка, принадлежавшего грушованскому графу Куэну Белаши. Его работа понравилась настолько, что молодого человека тотчас отправили с подобным заданием к брату графа в замок Грандег в Тиролии. Там он не только оформил дворянские хоромы, но и написал портрет графини.
И тут-то ему улыбнулась фортуна, представившись венским профессором живописи, добрым знакомым хозяев. Увидев сделанное Альфонсом, тот понял, что имеет дело с несомненным талантом. Сумел убедить графа принять участи в судьбе юноши, дать возможность получить профессиональное образование.
Так Белаши стал меценатом молодого художника. Благодаря его спонсорству Муха в 1885 году поступил в мюнхенскую Академию художеств (сразу на третий курс), и стал председателем общества славянских художников «Шкрета», названного именем Карела Шкреты, выдающегося художника, считающегося основателем чешского барокко.
К этому времени относится создание Мухой одной из первых солидных картин «Святые Кирилл и Мефодий» для костела в Северной Дакоте (США), которая получила высокую оценку Академии. С ней в творчество художника вошла тема христианства и славянства, которой он займется много лет спустя.
Проучившись некоторое время в Германии, Муха решил завершить образование в Париже. Планировал поучиться сначала в «Академии Жюлиана», а потом перейти в «Академию Коларосси» славившуюся более опытными педагогами. Только творческим планам и иллюзиям пришел конец с письмом графского секретаря, в котором говорилось о том, что у покровителя в последнее время возникло много расходов и «отныне господину Мухе придется полагаться лишь на собственные силы».
Альфонс принял удар судьбы стойко. Ведь теперь он уже не был самоучкой, рукой которого водили лишь природные способности. Учеба дала ему знания, а бытие научило жизни, умению приспосабливаться к обстоятельствам.
Конечно, для творчества необходимы деньги. Но он уже имел понятие как их заработать. В качестве художника-иллюстратора начал сотрудничать с разными газетами и журналами.
Его работы нравились. А потому в 1891 году издатель Арман Коллин заключил с Мухой первый серьезный контракт, и год спустя вместе со знаменитым Антуаном Жоржем Рошгроссом художник уже оформлял «Историю Германии» Зейгнобоса.
Пришел 1894-й, один из самых знаменательных в его жизни. Он принес заказ на афишу к пьесе Сарду «Жисмонда» для Сары Бернар. Великой Сары Бернар, которую Оскар Уальд назвал «прекрасным созданием с голосом поющих звезд». Работа, сделанная в одну ночь, стала отправной точкой взлета художника.
На необычном по форме и по колориту рисунке актриса с пальмовой ветвью в руке высилась, словно коринфская колонна, обернутая золотой парчой. А на фоне, выполненном в виде мозаики, угадывался нимб, выражавший благоговение перед талантом.
Бернар пришла в восторг и произнесла в присущей ей манере: «Маэстро, вы сделали меня знаменитой. Я предрекаю Вам славу». И тут же заключила шестилетний договор, согласно которому Муха должен был писать афиши и театральные программы, участвовать в постановке спектаклей, разрабатывать проекты костюмов, сценических декораций, ювелирных украшений.
Именно к этому периоду относится легендарный золотой браслет для спектакля «Медея», где необычная вещь, инкрустированная эмалью и опалами, в форме змеи, спускалась с запястья и охватывала палец в форме кольца.
Работая не покладая рук, Муха выполнял, кроме договорных, множество других заказов. Среди наиболее интересных — прелестные ювелирные изделия, которые мастерил по его эскизам Жорж Фуке.
Венцом содружества этих людей стало оформление ювелирного магазина на улице Ройаль, для которого художник выполнил и экстерьер, и интерьер, включая мебель, украшенную резьбой и бронзой, декоративное цветное стекло, монументальные настенные росписи, орнаментальную резьбу. Ж:аль, что этот шедевр до наших дней не дошел. (Впрочем, желающие могут увидеть его детали в парижском Музее Карнавала).
В ту пору особой популярность в Париже пользовались декоративные панно, которые печатали на плотной бумаге и шелке, обрамляли как картины и использовали для украшения ширм, которые искусствоведы рассматривают как пограничные произведения между прикладным и изобразительным искусством. В них Муха снова и снова изображал женские аллегорические образы, создавая для каждого отдельного варианта серию картин в духе английских прерафаэлитов.
Его руку можно было узнать везде. Стилизованные фигуры прекрасных женщин с роскошными волосами смотрели с плакатов, рекламирующих духи, часы, драгоценные камни, украшали ресторанные меню, проспекты для рекламы шампуня и мыла, шампанского и печенья…
Только, несмотря на явно коммерческий характер работ (недаром Муху считают пионером в торгово-промышленной рекламе), все созданное им было настолько интересно, что принесло художнику не только деньги, но и славу. Почему? Да потому, что он считал: человека должны окружать красивые вещи, радующие глаз и согревающие душу. В сугубо утилитарном видел эстетически значимое.
Именно поэтому, модный и состоятельный, он легко вошел в высшее общество. Его новая большая мастерская и прекрасно организованные выставки собирали толпы людей, удостаивались восторженных отзывов в печати.
Театральные, а затем дизайнерские работы дали мастеру возможность создать свой стиль. Стиль, в котором соединились элементы искусства разных эпох. Стиль, базирующийся на основном принципе символизма — увидеть общее в частном. Стиль, ставший частью европейского модерна, который во Франции называли «арт- нуво», в Германии — «югенд — стиль», в Чехии — «сецессией», в России — «модерном».
Заслугу Мухи можно видеть так же в том, что, выйдя из «башни из слоновой кости», в которой упорно замыкались символисты, он подарил искусство зрителю разных сословий. Начиная именно с него, афиша и рекламный плакат стали не простым «информационным листком». А такое до него этого не удавалось сделать никому. Даже великолепному Тулузу Лотреку.
В 1900 году в Париже проходила Всемирная Выставка, в которой принимали участие 35 государств Европы, Азии, Африки и Америки. Демонстрируя накануне наступающего ХХ века итоги развития человечества за истекшее столетие, они выставляли массу интересного из разных областей науки и искусства.
Для того, чтобы все выглядело соответствующим образом, к оформлению выставки были привлечены лучшие художники. Приглашен был и Муха, которому было заказано создание проекта павильона Человека (к сожалению, не реализованного, но давшего ему орден Почетного легиона), и оформление павильонов Боснии и Герцеговины.
Эта работа натолкнула его на мысль о создании «Балканской эпопеи», где в художественной форме нашло бы отражение различных религий — православия, католичества и мусульманства. Собирая материалы: легенды, истории, одежду, обычаи, народное искусство, он объездил всю Восточную Европу. Сделанный тогда цикл картин можно увидеть сегодня в одном из залов пражского Общинного дома, также расписанного им.
Казалось бы, все замечательно. Только, несмотря на этот антураж, Муха стал чувствовать себя не так уверенно, как прежде. Причиной было то, что модерн выходил из моды, а он упорно держался за стиль, из которого родил свой собственный. Даже написал книгу-пособие для художников «Декоративные документы», изданную в 1902 году и представляющую собой настоящую энциклопедию декоративного творчества.
Слава шла на убыль. А вместе с этим — уменьшение творческой активности. Это привело к тому, что художник стал искать себя в области не связанной с коммерцией. Уехал в Америку выполнять оговоренные заранее художественные заказы на портреты.
Только ни они, ни преподавание в художественных институтах, не оправдали его финансовых надежд. Не удалось собрать достаточного количества денег необходимых для осуществления мечты — создания исторического цикла «Славянской эпопеи». Пришлось вернуться к прежнему виду деятельности: оформлению журнальных обложек, изготовлению рекламных плакатов, театральных афиш и декораций, в частности для нью-йоркского немецкого театра.
Но не все было столь грустно. Наконец-то произошли изменения в его личной жизни. Съездив в 1906 году в Прагу, он вернулся в Америку с женой Марией Хитиловой. Несмотря на то, что избранница была младше мужа на 22 года, брак оказался на редкость удачным и гармоничным, давшим двух детей: дочь Ярославу и сына Йиржи.
Кто знает, как бы сложилась в дальнейшем жизнь этого человека, не повстречай он в 1909 году американского промышленника и дипломата Чарльза Крейна, которого Муха сумел заинтересовать своим глобальным проектом. Крейн согласился финансировать эту работу, и художник, подписав контракт, в 1910 году вернулся на родину.
Менее чем за два года были созданы три первые картины цикла, начинающегося «Прародиной славян». За ними были написаны «Отмена крепостного права на Руси» (по композиции напоминающая «Утро стрелецкой казни» Сурикова) и «Русская мадонна», сюжеты которых он нашел в Москве, куда приехал в 1913 году для сбора дополнительного материала. За ними последовали «Введение славянской литургии в Великой Моравии», «Болгарский царь Симен», «Степан Душан сербский и его коронование».
Эти вещи привели критику в недоумение. Признанный и в Европе, и в Америке мастер, на своей родине не нашел понимания. Его индивидуальный стиль — «стиль Мухи» не поняли и не оценили. Причина, несомненно, крылась во влиянии Австрии, под властью которой находилась Чехия. Отсюда и обвинение в «национализме», реакционном академизме, «недопонимании» действительности и искажении исторических фактов.
Напраслина, естественно, крайне огорчала художника. Но он верил, что «время скажет свое слово». И оно, это время, пришло. После провозглашения в 1918 году Республики отношение к Мухе изменилось. Ему было поручено изготовление первых чехословацких почтовых марок, денежных знаков и государственного герба страны. А еще в память о нем остались удивительные витражи в соборе Святого Вита
А так же росписи Приматорского зала Общинного дома. Эти вещи стали образцом пражской сенцессии.
Когда в 1939 году Чехию оккупировали нацисты и стали наводить свой порядок, в списке тех, кто им, в первую очередь, был ненавиден, оказался старый мастер, «выразитель ненавистного славянского духа».
Особенно их раздражало 20 полотен «Славянской эпопеи», что в 1928 году были переданы в дар чешскому народу и городу Праге. (Сегодня этот цикл можно увидеть в Моравско-крумловском замке, находящемся недалеко от места, где родился художник).
78-летнего художника вызвали на допрос в гестапо. Впрочем, долго его там не держали, умирать отправили домой, где 14 июля 1939 года он и скончался.
Общественные похороны власти запретили, событие прошло незамеченным. Имя Мухи накрыла пелена забвения, что продолжалось довольно долго.
Лишь сравнительно недавно все, созданное им. вновь стало достоянием общественности. Появились и брендовые вещи: календари, книги с его иллюстрациями, выставки и музей, что открыл на Панской улице внук художника Джон, живущий в Лондоне.
2003
Использованный материал
Dalibor Kusák, Marta Kadlečíková «Mucha»
Мария Витохова, Индржих Кейрж, Иржи Вшетечка «Прага и сецессия»
Иллюстрации взяты их вышеперечисленных книг.