Картинка с сайта «Химические рисунки»
Я никогда не мечтала стать учительницей. Более того, считала, что эта работа для среднячков. Ведь среди выпускников естественных факультетов ТашГУ считалось позорным получить распределение в школу. Это ожидало самых посредственных, ничем особенно не проявивших себя студентов. Все мечтали о научной деятельности.
А потому, получив свободный диплом и возможность самостоятельного трудоустройства, я оказалась в химлаборатории строительного факультета ТашИИТа. Хотела, естественно, заниматься исследовательской работой, но моим планам не дано было осуществиться. Полное отсутствие техники безопасности при опытах с бензолом и ртутью заставило меня через полгода бежать оттуда без оглядки.
После этого Судьба привела меня в химлабораторию на завод электронной техники, где эта лаборатория носила вспомогательный характер: она обслуживала физиков. И я, не имея никакого практического опыта, плохо понимала чего от меня хотят; тыкалась как слепой котенок.
Соответствующей литературы на русском не было. Пришлось с трудом, пользуясь словарем, переводить статьи с немецкого и ставить по ним опыты. Один из них оказался для меня плачевным и закончился сильны ожогом. Короче говоря, я продержалась там полтора года и, уйдя в декрет, на завод не вернулась.
Надо было думать, что делать дальше. И тут у меня появилась мысль пойти работать в школу. Наверно потому, что по гороскопу я Стрелец, а представители этого знака обладают способностью поглощать информацию, а потом делиться ею.
Сокурсник моего дяди, тоже химика, был директором школы, которая, по удивительному стечению обстоятельств, оказалась неподалеку от моего дома, не задумываясь взял меня на несколько часов в неделю.
Так как школа была с химическим уклоном, в старших классах изучались спецпредметы «Аналитическая химия, «Строение органических веществ» и «Химтехнология». Вот мне и достались эти предметы, которые раньше вели преподаватели Текстильного института.,
Со старшеклассниками проблем не было, так как это были толковые ребята, относящиеся ко мне соответствующим образом, так как считали работником ВУЗа
А вот с седьмым классом, в котором мне достался фвкультатив, возникли проблемы. Во-первых, не было никой программы, и мне приходилось что-то выдумывать, буквально высасывая из пальца.
Во-вторых, класс был шумный, неорганизованный, и я, не имевшая никакого педагогического опыта (пару месяцев практики на четвертом курсе – не в счет) плохо с ним справлялась..
Увидев такое, другой преподаватель химии Виктор Степанович Костников, считавший себя здесь главным, не поленился побежать в ГИУУ (Институт усовершенствования учителей) к заведующей химическим отделом и нажаловаться, посетовав на то, что директор взял на работу неизвестно кого.
И Раиса Михайловна Котлярова не замедлила явиться собственной персоной на мой урок в седьмой класс. Я, естественно не знала кто это. Это уж потом выяснилось, что мы являемся соседями по дому, что она не такая уж страшная, как ее представляла наша администрация (когда она вышагивала по коридору стуча высокими каблуками, гордо неся голову с неизменной укладкой и оставляя за собой шлейф дорогих духов, наши завучи дрожали от страха), да и вообще является прекрасным человеком, с которым у меня завязались потом теплые дружеские отношения.
А тогда… Тогда она, сев за последнюю парту, внимательно следила за тем, что я делаю. К моему счастью (об этом я узнала намного позже от нее самой) она сделала следующие выводы: да, учительница молода и неопытна; да, имеются проблемы с дисциплиной…. Но не это главное. Главное то, она – человек знающий и эрудированный, в потому все остальное – дело времени.
Вероятно, это очень не понравилось Костникову, который увидел во мне серьезную конкурентку, ибо в отличие моего университетского образования, у него за плечами был вечерний факультет пединститута, и стал вставлять мне палки в колеса, настраивать против меня администрацию, в первую очередь директора Бориса Арменовича Фирджанова, который тоже был химиком. Да к тому же его другом. Из-за такого негативного отношения мне доставались самые тяжелые классы.
Через пару лет, когда я уже освоилась с работой в школе, они придумали такую схему. При распределении часов мне стали давать седьмые классы, в которых начиналось изучение химии и закладывались базовые знания, без которых дальнейшее изучение невозможно.
Борис Арменович брал себе 8-е, в котором изучался самый легкий материал – значительную часть программы занимало изучение строения атома и таблицы Менделеева, а Виктор Степанович – химические классы.
А еще они меня просто использовали в своих целях. Собирали своих учеников в группу для подготовки к олимпиадам и директор просил меня их тренировать. Ребята занимали в районных и городских соревнованиях неплохие места, а в графе «Ваш учитель» писали «Фирджанов или Костников». При этом я, добросовестно выполняя (бесплатно!) эту работу в неурочное время, и понятия не имела, что сие противозаконно.
Это уже потом стала готовить своих учеников. И вот с двумя из них у меня связаны грустные истории. Так в одном из 7-х классов я заметила одного мальчика.
Алеша Бреславский считался трудным подростком, конфликтовавшем с учителями, которые не хотели его понимать. Мне же удалось найти с ним общий язык. Наверно потому, что он проявил особый интерес к химии, и я стала с ним заниматься индивидуально. Выставила на олимпиаду для восьмиклассников, где он занял второе или третье место на республиканской олимпиаде. Нашей радости не было границ.
В восьмом классе он оказался у Фирджанова, но я продолжала с ним заниматься, и Алеша, заняв первое место среди девятиклассников, попал на союзную олимпиаду, где тоже показал себя совсем неплохо. Оттуда он вернулся окрыленным. Был счастлив не только своими достижениями, но и интересному общению со своими единомышленниками, среди которых завел друзей.
А потом случилось вот что. В следующем классе он попал к Костникову. Ему, естественно, было неинтересно слышать то, о чем он был уже прекрасно осведомлен, причем в значительно большем объеме, нежели сухо преподносилось его одноклассникам. И тогда он попросил у учителя материал для подготовке к очередной олимпиаде, на что получил ответ, что ничем не отличается от своих соучеников, и Виктор Степанович не собирается тратить на него свое время.
Самолюбивого юношу такое отношение задело столь сильно, что он перешел в другую школу, потерял интерес к химии, увлекся игрой на гитаре.
Вторым моим «провалом» стала история с Димой Ларгигным, который в 9-м классе вышел в финал на республиканской олимпиаде, где занял третье место.
Именно тогда в Ташкент приехали преподаватели спецшколы из новосибирского Академгородка с целью выявления талантливых ребят. И парень им понравился. Они пригласили его на отборочный тур в Новосибирск, после которого Ларгин стал учащимся химического класса в престижной школе.
Он приезжал на каникулы и рассказывал, как там здорово. Как ему нравятся и ребята, и школа, стоящая в сосновом бору, где по веткам скачут веселые белки…
Но и это история закончилась грустно. У него не шел немецкий язык, который он особенно и не учил. И если в школе на это особого внимания не обращали, натягивая ему троечки, то в институте, куда он потом поступил, это стало серьезной проблемой. Он не смог сдать даже зачета. Взял курс английского для начинающих. Но и здесь получился облом…. Короче говоря, его отчислили…
С тех пор прошло много лет, но эти две истории и сегодня не дают мне покоя. Нет-нет, но я вспоминаю об этом и думаю: «Если бы не я, то, возможно, у этих ребят жизнь пошла бы по-другому». Ведь не зря говорят: «Добрыми намерениями вымощена дорога в ад»