У Марка Твена есть высказывание: «Новую жизнь в зрелом возрасте начинают либо полные идиоты, либо истинные таланты». Интересно, к какой категории относились мы, сорвавшиеся с места, побросавшие все в налаженном и по-своему комфортном быте? Явно не к первой. И все же сегодня, по прошествии десяти лет, могу твердо сказать, что поступили верно, хотя каждому пришлось выхлебать свою порцию.
Это сейчас люди уезжают, вывозя имеющиеся деньги, наличие которых значительно облегчает решение ряда проблем. Нас же выпускали практически нищими. Все нажитое превращалось в прах. В лучшем случае в тряпки, кастрюльки-сковородки, купленные за колоссальные деньги на барахолке, и в большинстве случаев не пригодившиеся. С собой можно было провести лишь по шестьдесят долларов на человека.
Как страшный сон вспоминаются дикие очереди в районных и городских ОВИР’ах; нервозность, усталость до дорожи в коленях, и радость обладания вожделенными зеленоватыми бумажками с собственной физиономией придавленной соответствующим штампом, держа которые ты (о, счастливчик!) пробирался к выходу сквозь толпу, глядящую завистливыми глазами.
Все это было. И не верится, что за несколько месяцев до первого шага в сторону отъезда не допускалось и мысли о нем. Помню, как очень обидела маму, когда на ее предложение заказать билеты вместе с ними, прокричала в трубку «Ты что, с ума сошла?» Этого она не может простить мне и по сей день.
Когда все переменилось? Может, после осеннего выступления узбекского общества «Бирлик», маршировавшего в течение нескольких дней под зелеными флагами и показавшее, что имевшие место недавние ферганские события — объективная реальность? Может, ставшие обыденными в «подвале» «Вечернего Ташкента» статьи об убийствах, изнасилованиях, объявления о пропавших без вести людях (в основном девушках)? А может, всеобщий ажиотаж и повсеместные разговоры только на одну тему — тему отъезда? Не знаю. Только, так или иначе, решение вызрело, и в конце октября, притащив из школы учебники, я засела за английский, записалась на курсы иврита. А после того как вышел какой-то весьма жесткий закон о прибылях кооперативов, убедить мужа в необходимости этого шага оказалось делом не столь сложным, как казалось изначально.
По крупицам, по частичкам собирали информацию, оказавшуюся на деле весьма сомнительной и не соответствовавшей действительности. Ходивший по рукам ролик о Стране Обетованной с квадратными помидорами тоже был абсолютной фикцией. Но ведь мы этого не знали и собирались так, как считали нужным.
У каждого своя история, связанная с отъездом. Есть она и у меня, начавшаяся с того, как после подачи документов в ОВИР, раздался звонок в дверь. Мужа в тот момент не было, ибо, сгрузив очередную партию закупленного барахла, он пошел ставить машину на стоянку, находившуюся километрах в двух от нашего дома (гаражи были запрещены, а оставлять машину на улице, где ее могли в момент раскурочить, как известно, никто не осмеливался). Открыв дверь, я увидела незнакомую пару и услышала слова, напугавшие до крайности: «Мы знаем, что вы уезжаете и пришли осмотреть вашу квартиру».
Я, естественно, стала отнекиваться, говоря, что все это неправда, хотя коробки и прочий упаковочный материал, сваленный прямо в прихожей, свидетельствовали явно об обратном. Не желая обсуждать данную тему, захлопнула дверь. Но ее пришлось тут же отворить, так как пришедшие, продолжая нажимать на кнопку звонка, кричали на весь подъезд о том, что мы тщательно скрывали от соседей.
На лицах и мужчины, и женщины, была написана решимость, усилившаяся вследствие открывшейся их взору части интерьера. Не надо было быть психологом, чтобы увидеть,какое впечатление произвели паркетные полы, деревянные панели, встроенный многостворчатый шкаф и зеркала – результат, наконец-то, законченного многолетнего ремонта.
Мужчина оказался сообразительным. Оценив ситуацию, пришел к выводу, что насущные вопросы надо решать не со мной и протянул визитку с просьбой передать ее главе семьи. И муж, как ни странно, отнесся происшедшему несколько иначе, нежели я. Не долго думая, набрал указанный номер телефона, и назавтра человек по фамилии Горбачев, вновь нанес нам визит, который прошел в более дружественной обстановке.
Представившись работником КГБ, он предложил соответствующую помощь для того, чтобы мы как можно быстрей убрались, освободив квартиру. И, надо сказать, действительно, помог. Документы «проскочили» сквозь все инстанции довольно быстро. Да и с багажом не было проблем. Отправили не только себе, но и друзьям.
Что ж, его можно было понять. Получить просто так, без особого напряга, да еще бесплатно, четырех комнатную квартиру в хорошем районе, отделанную как игрушка! Такой шанс выпадает далеко не каждому.
Наша выглядела именно так. Недаром, в течение всего времени, что мы там жили, муж постоянно что-то делал: укладывал паркет, обклеивал обоями стены, приводил в порядок ванную и кухню. Кто мог предположить, что все это придется оставить в одночасье!
Мы, как и многие вокруг, занимались сборами. Новое приобретали, доставали, а имеющееся распродавали, раздавали, раздаривали. Львиную долю унесла моя лаборантка вместе со своей подругой, помогавшей мне в течение последнего года по хозяйству. В день отъезда они пришли с тачкой, которую увезли загруженную доверху. А вечером наведались снова: вдруг еще что-нибудь перепадет?
В то время прямого рейса Ташкент — Тель-Авив не существовало. Добираться приходилось через Москву и Будапешт. И то, как это осуществить, приходилось решать кардинально, ибо то и дело доходили слухи об ограблениях на дорогах из Домодедова или в Шереметьево. Уезжавших оставляли буквально голыми, лишь с визами.
Одним из мужниных приятелей был найден весьма надежный канал, которым воспользовались и мы. Связавшись по телефону с ребятами, работающими в московских органах, зполучили за определенную плату целый «пакет» неоценимых услуг. Они встретили нас в аэропорту, поселили в гостинице МВД, где мужа зарегистрировали как майора милиции, обеспечивали по необходимости транспортом (целым автобусом), который мог быть задействован когда угодно и насколько угодно.
Как показала жизнь, такие меры предосторожности были вовсе не лишними и вполне оправдывали затраты. Ведь не успели мы выйти из самолета и получить багаж, состоявший из энного количества новеньких чемоданов, как вокруг стали вертеться подозрительные личности, предлагавшие свои услуги. Некоторые из них были столь настырны, что просто хватались за чемоданные ручки. Положение, ставшее едва не критическим, спас появившийся перед зданием аэровокзала автобус. Увидев встречавших нас людей в погонах, добровольные «помощники» в момент отошли в сторону, и я краем уха услышала: «Идем, нам здесь делать нечего».
В Москве все шло без особых препон и задержек. Нам, несомненно, везло. Даже в том, что гостиничный буфетчик, оказавшийся вором, капитально обчистил не наш, а соседний номер, вызвав колоссальный переполох.
Что же касается самой столицы, то в конце августа 1990 года она выглядела на редкость хмурой и неприветливой. Мелкий моросящий дождик, пронизывающий ветер, серые лица прохожих, пустые прилавки магазинов, не позволявшие истратить оставшиеся и ставшие ненужными деньги. Да и на всем остальном лежала печать какой-то убогости.
Бесцельно помотавшись по торговым точкам, мы решили пообедать, а так как оказались недалеко от «Будапешта», то подошли к двери этого ресторана, на которой, как ни странно, не было традиционной таблички с надписью «Закрыто на обслуживание». Переспросив у швейцара, можно ли войти, оказались в полупустом обеденном зале. Сели за столик. Взяли меню.
Из-за того, что было два часа пополудни, шампанское, как и любое другое спиртное, не подавалось, а из еды было предложено следующее. На закуску — ветчина и паштет из гусиной печенки, на первое — суп-лапша, на второе — антрекоты. «А на сладкое? — спросила я. — Помнится, некогда у вас были очень вкусные фирменные пирожные «Ева».
«Ну, и память у вас, — прямо как в известном анекдоте, выдохнул официант. — Нет, ничего кроме шоколада предложить не могу.»
Нет, так нет. Пришлось обходиться тем, что есть. Еду принесли, и разочарованию не было предела. Во что превратился один из самых фешенебельных ресторанов! Как ветчина, так и печенка, оказались стандартными импортными консервами, суп не подлежал никакой критике, ибо в тарелке, вместо кусков курицы в окружении домашней лапши, плавали непонятные косточки, игравшие в «догонялки» с готовой вермишелью из пачки, а антрекоты заменили явно пережаренные общепитовские отбивные.
С трудом прожевав то, что было подано, вернулись в гостиницу, откуда под вечер отправились сдавать багаж в Шереметьево, где влились в толпу подобных себе. Вновь пришлось пройти через самое настоящее издевательство. Пристроившись в хвост очереди, заполнившей зал по спирали, провели не один час на ногах в одуряющей атмосфере, а когда, наконец, оказались у регистрационного блока, выяснилось, что на сегодня прием багажа окончен. Забросив чемоданы в какой-то закуток, без каких-либо расписок и гарантий, уехали в гостиницу, откуда, подремав немного, вновь отправились в аэропорт. К нашему удивлению все вещи были на месте. Зарегистрировавшись, стали ждать отлета.
Еще несколько часов — и нас пригласили на посадку. Пройдя контроль и оказавшийся странным зал, заполненный светящимися витринами с удивительным содержимым (тогда я не знала, что это всего-навсего магазин типа «duty-free»), нас толпой, без остановок довели до взлетного поля. Последний пункт, последний штамп в визах, и вот, переводя дыхание, мы сидим в креслах авиалайнера, взявшего курс на Будапешт — новый виток на длинном тернистом пути, называемом репатриацией.
Но едва удалось расслабиться, как самолет пошел на посадку. Глубокой ночью он сел в будапештском аэропорту, где нас встретили представители Сохнута и отвезли в какое-то странное здание гостиничного типа. Так как дело было в субботу, мы на сутки застряли в обшарпанной комнате с убогой мебелью,но, равда, с чистой постелью.
Только стали укладываться спать — стук в дверь. Пришел какой-то местный парень с вопросом: не хотим ли продать что-либо из золота. Как помнится, он предлагал по пятнадцать долларов за цепочку. Выпроводив незваного гостя, улеглись и словно провалились в бездну.. А назавтра весь день пробродили в окрестностях гостиницы, так как, во избежание столкновений с террористами, уезжать за пределы выделенного нам ареала было строжайше запрещено.
Случись такое сейчас, непременно не упустила бы шанса познакомиться с новым городом. А тогда… Тогда, издерганные и измученные, мы боялись всего. Словно стадо овец, беспрекословно подчинялись каждому «начальнику», встречавшемуся по дороге в Землю Обетованную.
Впрочем, прогулка и в окрестностях сохнутовской гостиницы дала немало впечатлений, поразивших воображение советских людей, привыкших к дефициту. Женщины не могли отвести глаз от белья и обуви, выставленной в витринах закрытых магазинов, а мужчины – от блестящих рабочих инструментов. Все же вместе от сыров, колбас и конфет на прилавке крохотного магазинчика. Но купить ничего не рискнули. Не тратить же имевшиеся у нас доллары на всякую ерунду!
День прошел, а вечером нас погрузили в автобусы и в сопровождении ребят в форме израильских солдат доставили в аэропорт. Быстро, без задержек, посадили в шикарный боинг, который с полным комфортом, включавшим ужин, напитки, показ фильма и подарки малышам, домчал новую группу репатриантов до Бен-Гуриона.
На дворе стояла ночь, и, устроившись в креслах, мы стали ждать начала рабочего дня. Пользуясь бесплатным телефоном, позвонили родным, с нетерпением ожидавших весточки о нашем прибытии. Хорошо, что звонить в пределах страны можно было неограниченное число раз. Иначе им пришлось бы сильно волноваться, так как встреча состоялась не скоро, потому что одновременно с нашим самолетом прибыло еще три, а оформлять людей чиновники не торопились.
Снова томительное бесконечное ожидание в зале с такой низкой температурой, что и в свитере с курткой было вовсе не жарко. Изнывая, люди стояли, сидели, прохаживались вдоль кресел, уже не оживляясь даже при появлении подносов с бутербродами, булочками, фруктами.
Наконец зарегистрировали и нас, вручив деньги, чек, соответствующие бумаги. Но, даже став гражданами Израиля, мы не сдвинулись с места. Только под вечер нас пригласили к выходу, «загрузили» в такси, взявшем курс на Хайфу, и мы направились в Кирьят-Ату. Почему в этот городок, о котором прежде не имели ни малейшего понятия? Потому что теперь там жили мои родные, уехавшие двумя неделями раньше.
У них, наших пионеров, не было в Израиле ни одной знакомой души. Наобум подались в Хайфу, рассчитывая найти работу в окрестностях этого города, считающегося промышленным. А так как конкретного адреса не имели, их из аэропорта привезли на Адар, где сгрузили около гостиницы «Тальпиот». В тех краях их и «отловил» рыжий маклер Дима, пообещавший через год амигуровскую квартиру.
Прокантовавшись всей компанией, состоящей из 12 человек, включая детей и пожилых людей, в течение двух суток в одной комнате, где они с трудом размещались на положенных впритык матрасах, с радостью ухватились за предложенные варианты съемного жилья, не смотря на весьма внушительные цены. Вот мы и ехали по одному их этих адресов, сообщенному в последнюю минуту.
Когда машина, покрутившись по городу в полной темноте, наконец, свернула на нужную улицу, первое, что я увидела — стоявшую на балконе маму. Значит, прибыли, в конце концов, на место.
Мы прожили с родителями и семьей сестры около двух недель, до тех пор, пока не подыскали приемлемое жилье, что в ту пору было сделать вовсе непросто. И в этой, изначально пустой квартире, очень сырой настолько, что за зиму у нас «зацвели» все вещи в чемоданах, началась наша олимовская жизнь, об эпизодах которой я уже рассказывала.
2000, август
Прочитал на одном дыхании !! Вспоминались и представлялись свои хождения …. по мукам. Но мы уезжали позже и поэтому имели некоторый , уже ставший коллективным накопленный опыт. И поэтому , хоть и было нелегко, но в сравнении было несколько вольготнее.