По дороге Хайфа — Тель-Авив имеется населенный пункт с необычным для Израиля названием — Гиват-Ольга. Помню, как во время одной из экскурсий сопровождающей был задан по этому поводу вопрос, на который она ответить не смогла. Ответ пришел много лет спустя от Рут Баки, написавшей книгу «Если ты пойдешь со мной…», где рассказывается об Ольге Белкинд, удивительной женщине, приехавшей сюда в конце XIX века и сделавшей немало для нашей страны.
С детства она была необыкновенным, исключительно способным ребенком. Наверно поэтому-то и взял ее отец, ребе Мейер Белкинд, в нарушение всех правил учиться в хедер. А потом, когда Ольге исполнилось 14 лет, она продолжила учебу в гимназии города Могилева, куда, для обеспечения будущего детей, семья перебралась из захолустного Лагойска.
Девушка мечтала стать акушеркой, потому что знала, как нелегко проходят роды в домашних условиях. Особенно тогда, когда никто из окружающих не может оказать квалифицированную помощь. Но для этого надо было окончить специальные курсы, имевшиеся лишь в Петербурге. А туда евреям, обязанным жить в черте оседлости, путь был заказан.
В данной ситуации ничего не оставалось делать, как получить другую, доступную профессию. Например, телеграфистки. Ольга так и сделала. Но, отстукивая телеграфным ключом точки и тире азбуки Морзе, она по-прежнему лелеяла заветную мечту и ждала, когда на помощь придет Случай. И тот пришел. Явился в лице молодого мужчины, который пришел на телеграф для отправления депеши.
Сергей Федоров, а именно так звали человека, подошедшего к ее окошку, был офицер в чине майора. Он начал диктовать текст для московского управления железных дорог, но говорил так быстро, что телеграфистка за ним не поспевала. Попросила делать это помедленнее. Но эта невинная просьба разозлила военного, не привыкшего к замечаниям. Особенно от женщин. Возник конфликт, распаливший не на шутку обе стороны.
Но неожиданно у Федорова злость сменилась удивлением. Он увидел перед собой не противника, а симпатичную девушку с огромными темными глазами и тугой косой вокруг головы. Невольно улыбнулся, постарался превратить инцидент в шутку и стал диктовать медленнее. А когда через час вернулся за ответом, то протянул в знак примирения розу, перевязанную красной лентой, которую бережно вынул из-за борта шинели, где прятал нежный цветок от вьюги.
Они познакомились. И Ольга, набравшись храбрости (из телеграммы и полученного ответа она поняла, что новый знакомый занимает солидное положение), попросила помочь с видом на жительство в Петербурге, объяснив, для чего это ей необходимо. Офицер пообещал сделать все возможное, и слово свое сдержал. Так она попала в столицу, где стала учиться на акушерских курсах.
Несмотря на то, что Петербург был закрыт для евреев, таковые в нем имелись. Это были известные богачи, представители солидных профессий, а также выкресты. Со многими из них Ольга познакомилась. Она вошла в «Общество по распространению просвещения», стала писать статьи для журнала «Гамелиц», что из Петербурга расходился по диаспоре и даже попадал в Палестину.
В новой, полной, насыщенной событиями жизни, она все реже вспоминала стройного офицера. Но однажды, выходя из родильного дома, где проходила практику, неожиданно встретила Его.
«Я скучал по Вам, Ольга!» — произнес Федоров. — Я не могу жить без Вас. Вы заинтересовали, заинтриговали, внесли смысл и радость в мою жизнь. Сами того не подозревая, изменили меня». Затем последовало предложение поужинать вместе в ресторане, на которое девушка ответила согласием, и весь вечер слушала объяснения в любви. Так в ее жизнь вошел мужчина. Они стали жить вместе.
А тем временем положение евреев в России становилось все тяжелее. После покушения на Александра II в марте 1881 года, появились заметки в газетах, где говорилось о причастности их к теракту, а также листовки, призывающие к погромам.
В связи с этим еврейские организации, в частности «Хибат Цион», с которой Ольга поддерживала тесную связь, все большее и больше ратовала за эмиграцию в Палестину. Стала подумывать об этом и Ольга, тем более что ее брат Исраэль, разработавший еще студентом харьковского университета вместе с товарищами программу под лозунгом «Дом Иакова, встанем и пойдем», уже уехал туда вместе с сестрой Фанни и братом Шимшоном. А вскоре к ним присоединились и родители.
Исраэль писал Ольге, что после прохождения курса в сельскохозяйственной школе «Микве Исраэль» они обосновались в новом поселении Ришон-ле-Цион, возникшем на месте, называвшемся прежде Айюн Кара («Черный колодец»), что вполне соответствовало местности, покрытой колючими кустарниками, где в изобилии водились змеи, ощущалась нехватка воды. Но это переселенцев это не смущало. Под руководством главного инструктора – Лейба Ханкина, иначе дяди Левы, они пытаются налаживать жизнь.
Иегуда Лейб Ханкин, был, действительно, необыкновенным человеком. Имея в прошлом солидные участки на юге России, после погромов уехал с женой, семерыми детьми и десятью добровольцами в Палестину, где приобрел земли на имя первого британского посола в Эрец-Исраэль Хаима Амзалага, ибо турки категорически возражали против заселения этих мест выходцам из России и Румынии.
Это письмо Ольга читала дома у поэта и просветителя Йегуды-Лейб Гордона, где собралась разношерстое еврейское сборище. Присутствовавший при этом Федоров, который сопровождал подругу, на обратном пути он спросил ее: «Ты возьмешь меня с собой в ту суровую страну, где жара и бедность?»
В ответ последовал отрицательный ответ. Как он ни просил, как ни умолял, клянясь в любви, говоря, что готов принять веру ее отцов, Ольга была непоколебима. «Эта страна предназначена только для евреев. Еврейский народ не принимает чужаков. Это трудный народ».
Сколько труда стоило ей произнести эти слова! Ведь она по-настоящему страдала. Но, искренне любя Сергея, не могла позволить себе выйти за него замуж, нанеся удар родным.
Ей не хотелось расставаться с человеком, к которому прикипела душой, а потому отъезд в Палестину постоянно откладывался. И неизвестно, как долго длилась бы эта неопределенность, если бы не просьба отца приехать для того, чтобы оказать помощи сестре при родах. Та очень боялась предстоящих событий после того, как два года назад произвела на свет мертвого ребенка.
Ольга решила ехать, клятвенно пообещав другу вернуться через месяц. Минули две недели плавания, и корабль с православными паломниками и евреями-переселенцами на борту вошел в яффский порт.
Узкая лодка-фелука, управляемая арабом, в считанные минуты доставила пассажиров на берег, и девушка оказалась в объятиях братьев, сестры, отца и тех, кого знала по описанию и фотографиям: мужа Фанни Исраэля Файнберга, его брата и Иегошуа Ханкина.
С первых шагов по палестинской земле Ольга не переставала удивляться всему, что видела: проворным, жадным до чужого добра арабам-носильщикам, туркам-таможенникам, подозрительно осматривавшим всех прибывших, свободно говорящим на идиш бородатым евреям.
А вокруг слышалась немецкая, английская, французская и арабская речь… Спокойно передвигались ленивые ослы с огромными тюками на спине, гордо вышагивали верблюды… Лавки, мастерские, кофейни, распространяющие запах крепкого кофе и восточных пряностей…
В Ришон-ле-Ционе она поняла, что на самом деле все было гораздо сложнее, нежели в письмах брата. Проблема была не только с климатом, местным населением и властями. У поселенцев сложились непростые отношения с администрацией Ротшильда, что хотела лишить людей независимости, превратить их в наемных работников барона, принудить подписать декларацию, согласно которой те должны беспрекословно подчиняться главному администратору этого района Иегошуа Осовицкому. Даже сдавать жилье они не могли без его разрешения.
Все это привело к грандиозному скандалу, грозившему нешуточными волнениями. А потому Осовицкому пришлось вызвать на подмогу турок. За ними прибыл представитель барона из «Микве Исраэль». Чтобы страсти улеглись, последний отозвал на время «наместника», а через три месяца в Палестину пожаловал и сам Ротшильд.
Несмотря на то, что он приехал вместе со своей женой Аделаидой инкогнито, поселенцы, боявшиеся этого визита, узнали о нем и заволновались. Они понимали, что от произведенного впечатления напрямую зависит судьба их дела. Если барон прекратит «вливания», весь труд пойдет прахом. Срочно принялись наводить порядок. Проложили мощеную дорожку к восточному выходу, укрепили песчаную аллею, обложив ее крупными камнями.
Когда барон прибыл, то первым делом упрекнул поселенцев в «несправедливом» отношении к Осовицкому, сказал, что тот должен непременно вернуться. Когда же Ханкин и Файнберг высказали по этому вопросу свое мнение, меценат в неописуемом гневе покинул поселение. А его жители стали лихорадочно думать: «Что делать?», ибо создавшаяся ситуация грозила провалом всех грядущих планов.
Когда через несколько дней барон уехал в Экрон, Ольга предложила воспользоваться этим и отправить женскую делегацию к его жене, слывшей женщиной умной, благородной и понимающей. Сначала это было принято в штыки, но женщине удалось настоять на своем, и поселянки отправились к баронессе, которая предстала перед делегатками изящной дамой с косой вокруг головы. На ней было длинное темное платье, единственное украшение — жемчужная нитка на шее.
Разговор, начала Белкинд, прекрасно владевшая французским, чем сразу же расположила к себе хозяйку. Внимательно выслушав женщин, баронесса пообещала помочь. И, благодаря ей, колония не только не лишилась поддержки, но и освободилась от ненавистного Осовицкого, который был переведен в другое место.
Время шло. Ольга привыкала к новой стране, и мучавшая поначалу тоска по Сергею, постепенно уходила. Тем более что ее внимание привлек Иегошуа Ханкин. Этот парень был совершенно непохож на других поселенцев. Статный, кареглазый, с длинными кудрявыми волосами, ходивший, несмотря на жару, в высоких сапогах. Он нравился ей своей убежденностью, верой, горячностью, энтузиазмом.
Да и она приглянулась ему. В праздник сбора винограда, когда из размятых ягод потек первый сок, он поцеловал Ольгу сладкими от терпкой влаги губами, а после танцев в кругу юношей и девушек, пошел провожать домой.
Несмотря на то, что явно робел перед женщиной, бывшей старше его, мудрее, успевшей завоевать репутацию властной и сильной, пригласил на завтрашнюю прогулку. И с того дня их часто видели вместе. А вскоре состоялось признание в любви, и все воспоминания о прошлом ушли на дальний план.
Ольга была счастлива. Ей казалось, что впереди яркая самобытная жизнь с человеком, наделенным необузданной природной силой, к которому она испытывала целую гамму чувств от физического влечения до материнской нежности.
Их отношения вызвали недовольство со стороны обеих семей. Меир и Шифра пытались убедить дочь, что выходить замуж за юношу, постоянно ищущего приключений, – безрассудство, Лейб же с Сарой отговаривали сына по другой причине. «Двенадцать лет разницы — не шутка», — говорили они. — Вполне возможно, что у этой, уже не юной женщины, никогда не будет детей».
Но случилось так, что личные проблемы отступили на второй план из-за того, что бунт против барона не прошел даром. Белкинды, Ханкины и Файнберги оказались вынужденными покинуть уже обжитое место.
Надо было видеть, с какой тоской Лейб расставался со своим участком, в который успел вложить душу. Начинать все снова не было сил. И он, оставив земледелие, занялся торговлей. Купил двухэтажный дом рядом с яффским портом, где отвел первый этаж под магазин тканей.
Когда ситуация несколько нормализовалась, Ольга и Иегошуа переехали в гедерскую колонию билуйцев и сыграли скромную свадьбу. Казалось, что счастье рядом. Протяни руку — и бери. Только семейная жизнь сложилась не так, как мечталось. Между молодыми не было, как сейчас говорят, «химии» душевной близости и взаимопонимания.
Ханкин был замкнут, скрывал свои мысли и чувства, надолго уезжая из дома, проводил время с бедуинами, часами скакал по ночной пустыне. Вся работа, вменявшаяся им в поселенческие обязанности, ложилась на плечи Ольги.
Родись у них малыш, жизнь оказалась бы значимее и полнее. Но детей не было. Ольга, конечно, радовалась племянникам, которым помогала увидеть свет: детям Фанни и сыну Шимшона, однако в душе немного завидовала брату и сестре.
С течением времени все яснее понимала, что никогда не станет матерью, что таким образом природа мстит ей за совершенный грех, за то, что еще в Петербурге, убила не увидевшую свет душу.
Однажды, когда стало совсем невмоготу, она села за стол и стала писать письмо Сергею. Рассказывала о своей жизни, совсем не похожей на ту, о которой мечтала, о том, что несчастлива в замужестве, что постоянно остается одна и бесконечно волнуется за Иегошуа во время его бесконечных отлучек потому что дороги здесь кишат грабителями и разбойниками. А еще о том, как стосковалась по нему, любимому, по его объятьям и поцелуям. Только это письмо до адресата не дошло. Проснувшись ночью от дурного сна, она разорвала бумагу на мелкие клочки.
Через год после свадьбы Ольга уговорила мужа перебраться в Яффо, поближе к семье. И сразу же пошла работать акушеркой в госпиталь, находящийся на территории квартала, заселенного немцами-темплерами из Вюртемберга.
Это место, огороженное каменной стеной, за которой с немецкой аккуратностью были поставлены симпатичные домики, аптека, гостиница, маслодавильня и паровая мельница, резко отличалось от других частей города, грязных и запущенных, с кучами мусора, ручьями помоев и стаями одичавших собак. Здесь же стоял и самый примечательный дом, принадлежащий русскому аристократу барону Платону Устинову.
Этот человек небольшого роста с бородой, длинными волосами и огромными карими глазами, отойдя от православия (источники указывают на разные причины), стал протестантом, после чего русского офицера-кавалериста со скандалом уволили со службы, и он отправился за рубеж. В Вюртемберге вступил в ряды темплеров и прибыл с ними на Святую Землю. Построил в Яффо двухэтажный дом с коринфскими колоннами, разбил вокруг сад с диковинными растениями, где в ветвях широколиственных деревьев резвились обезьяны и щебетали птицы, а по дорожкам, распустив яркие хвосты, бродили павлины.
Первый этаж своего дома он отвел под госпиталь, в котором лечили от чахотки, малярии, тифа, проказы. Больных было предостаточно, ибо антисанитарное состояние города и окрестностей способствовало распространению инфекционных заболеваний.
Здесь и работала Ольга, которая сразу же заслужила репутацию грамотной и серьезной акушерки. Сначала она принимала роды у женщин-темплеров, а потом и у супруг местных богачей.
Однажды она оказалась в доме Бутруса Рука. Когда роды его молодой жены Джихан окончились благополучно, Ольгу попросили назвать причитающуюся за работу сумму. Но она ответила, что эфенди лучше разговаривать об этом с ее мужем. Таким образом, она убила сразу двух зайцев. Избавила араба от унизительных переговоров с женщиной и организовывала встречу для Иегошуа, который давно искал подход к Руку, потому что хотел приобрести земли Кирбет-Дурана, которыми владел богач.
Эфенди согласился на сделку, и Ханкин, преодолев серьезные финансовые затруднения, приобрел земли. Это произошло в канун Хануки 1890 года. Он думал, что участки тут же раскупят. Но чуда не произошло. Прибывавшие евреи своих средств не имели, а, кроме того, в колеса вставляли палки чиновники барона и дельцы, не понимавшие ни его, ни его целей.
В конце концов, все утряслось, и весной, к Пуриму, Ханкины и Белкинды перебрались в новое селение, которое по предложению Исраэля было названо Реховотом, что в переводе с иврита означает «просторы».
После этой покупки Иегошуа продолжил свою деятельность. Следующим местом, привлекшим его внимание, стала Хедера, заселенная местными племенами, занимавшимися разбоем.
Это было рискованно. Так, однажды, во время ночного путешествия его подстерегли бандиты, нанятые перекупщиками. Спасла лошадь, которая завела всадника в тростники. Нападавшие, потыкав наугад ножами в том месте, где слышался лошадиный храп, отошли в сторону, и это дало возможность всаднику выбраться из зарослей. А погоню удалось предотвратить брошенными в дорожную пыль мелкими монетами, которые завернула в пояс на всякий случай Ольга.
Когда он, окровавленный, вернулся домой, жена промыла и перевязала раны, а потом услышала: «Опять ты спасла меня, моя Рахель!». Так ее муж, провел аналогию с женой знаменитого Рабби Акивы, за которого вышеупомянутая женщина вышла замуж вопреки воле отца и вместе с избранником прошла путь от нищеты до славы знаменитого ученого.
Через некоторое время они отправились в Хедеру вдвоем. Сначала увидели море. Глядя на него, Ольга подумала о том, как хорошо было бы здесь поселится. И, словно отвечая ее мыслям, Иегошуа сказал, что построит для нее дом на самом берегу моря, а рядом — порт. Еврейский порт. С еврейскими кораблями и еврейскими матросами.
Отдохнув, супруги двинулись дальше. Картина стала меняться. Сначала появились тростники, за ними – болота. Ольга засомневалась. Обосноваться в местах, кишащих малярийными комарами, показалось ей нереальным. Но ее спутник-мечтатель, заявил, что вопрос разрешим, что он уже начал переговоры о поставке сюда насосов. Что же касается денег на покупку земли у хайфского эфенди Салима Хури, то их должен привести из России представитель «Ховевей Циона» Зеев Темкин.
Время шло, а Темкин не ехал. Оформление документов срывалось. И тогда Иегошуа, рискуя всем, что имел, подключил родственников и сам подписал бумаги. Участок был куплен и заселен. Но тут-то начались новые проблемы из-за того, что осушение болот оказалось совсем непростым делом. Новоприбывших косила малярия. Имели место даже смертные случаи. Это, естественно, вызвало бурю негодования по отношению к виновнику бед. Все возненавидели Ханкина. И даже Ольга, старавшаяся помочь больным, только молча вздыхала.
Возникли проблемы и с оформлением земель, за которые не удавалось окончательно расплатиться. С одной стороны эфенди грозил аннулированием сделки, с другой — переселенцы требовали возврата вложенных средств. Короче говоря, положение сложилось очень тяжелое. Хуже некуда.
И надо же было случиться тому, что в Палестине неожиданно появился Сергей Федоров, несказанно обрадованный представившейся командировке, которая помогла бы ему отыскать Ольгу. Ведь он ее не забыл. Терпеливо ждал, постоянно ездил в Одессу встречать корабли, приходящие из Святой Земли. И каждый раз, разочаровавшись, напивался, а затем ни с чем возвращался домой.
Чтобы занять себя пошел служить в тайную полицию, где брался за самые рискованные дела. И со временем это перестало его занимать. Чувствовались физическая усталость и душевная опустошенность.
Но вот ему предложили ехать в Палестину для решения ряда вопросов, поставленных Министерством иностранных дел, которые были связаны с обращением к русскому консулу в Яффо турецкого султана, озабоченного притоком евреев из Российской империи в Османскую.
От волнения у Федорова забилось сердце. «Неужели я поеду, и мы встретимся?» — подумал он. Чтобы не спугнуть удачу, сделал вид, что не слишком заинтересован предлагаемой миссией и, занятый своими мыслями, краем уха слушал о сионистском заговоре, о мировой угрозе и бароне Ротшильде, неизвестно зачем вкладывающим деньги в этот регион. Начальник же штаба, полковник Долгин, продолжал: «О цели Вашего визита не должен знать никто. Даже консулы, несмотря на то, что официально Вы назначаетесь вторым секретарем консульства в Иерусалиме».
Так Сергей оказался в Палестине. В любой, проходившей мимо, женщине, ему виделась Ольга, и каждый раз иллюзия рассеивалась. Но однажды вечером, зайдя в свой кабинет за забытым документом, он неожиданно услышал за стеной до боли знакомый голос. Захотелось под любым предлогом зайти в соседнюю комнату и посмотреть, что там делается. Но он сдержался, усилием воли взял себя в руки и стал прислушиваться. Поняв, что речь идет о какой-то просьбе для ее мужа, испытал целую гамму чувств: любовь, ревность, обиду, гнев…
В раздумье поднялся, сложил бумаги в портфель, вышел на улицу. Покрутившись по главной улице, вернулся к зданию консульства, прислонился к решетке, закурил сигару…
Когда через некоторое время послышались знакомые шаги, сердце лихорадочно забилось, дыханье едва не остановилось. Хриплым голосом Федоров произнес: «Ольга!» Та остановилась, стала вглядываться в темноту, но никого не увидела. Подумала: «Грезы, опять грезы». Но тут перед ней из тьмы возник силуэт.
Прошептав «Сережа…», рванулась вперед и припала к его груди. Все, чем жила эти годы, на что добровольно обрекла себя, вмиг исчезло. Перед ней был Он. Самый дорогой, единственный, любимый, родной. Тот, который мысленно не покидал ее в минуты отчаяния…
Медленно пошли в сторону моря. Сели на камни, обнялись. Но Ольга сразу же резко отстранилась, решив, что любое прикосновение к этому человеку станет изменой мужу. Несмотря на то, внутренний голос возражал, говорил, что предательство совершается не сейчас, а ежедневно, поделать с собой ничего не могла. Ее сердце просто разрывалась в то время как Сергей рассказывал как ждал, как тосковал… Он спрашивал, почему не вернулась, почему перестала писать, почему забыла?
Забыла? На глазах у женщины навернулись слезы. Она разрыдалась, превратившись в мягкую слабую женщину, какой никогда не чувствовала рядом с Иегошуа. Видя, что она несчастлива, Федоров стал настаивать на возобновлении отношений. «Я все время думал о тебе. Я люблю тебя и знаю, ты тоже любишь меня!».
«Да, конечно, — последовал ответ. – Только я замужем. Написала тебе много писем, но все порвала. Выговорившись в них, рассказав о своей боли, я обретала силы и возвращалась к мужу для того, чтобы помогать ему, поддерживать во всех начинаниях, ибо такова заповедь Торы. Вот и к консулу ходила для того, чтобы его выручить его из больших неприятностей».
И тогда Сергею стало ясно, что увиденный им давеча странный длинноволосый человек, которого под давлением разъяренной толпы полицейские привели в консульство, — ее муж. Это о нем он слышал на яффском базаре как о ненормальном, загнавшем всю семью в долги и позорящем жену своим поведением. Это на него жаловался случайный собеседник в «Ховевей Ционе», рассказывавший о событиях в Хедере. Он — Ханкин, продавший земли евреям без должного оформления из-за чего те попали в сложное положение.
Именно с ним он, играющий роль купца, желающего купить земли для выращивания маслин, должен был ехать в Бейрут, куда Иегошуа влекла встреча с эфенди Сурсуком, владельцем земли в Израельской долине. Еще не разобравшись с Хедерой, он уже думал о новых покупках.
Об этой поездке Федоров поведал Ольге, сказав при этом, что одно ее слово, и он откажется от своей работы, от слежки за поселенческой деятельностью, останется навсегда с ней. А в ответ услышал усталое: «Поступай, как хочешь».
Вернувшись домой, женщина никак не могла заснуть. А когда, наконец, задремала, ее разбудили, пригласив к роженице. Однако вызвали слишком поздно, а потому она ничем не смогла помочь. Ребенок родился мертвым. Все пережитое за несколько часов так ее измотало, что наутро акушерка не смогла выйти на работу. В смятении чувств отправилась к Устинову, человеку, о котором говорилось выше. Он, известный своими философскими взглядами, нередко помогал людям в решении их проблем.
Платон Григорьевич принял ее в розмариновом уголке сада. И женщина рассказала ему обо всем, что ее мучило, о чем не могла говорить ни с кем из родных. Они беседовали о любви и долге, о предназначении каждого. Устинов первым сказал ей, что восторгается Иегошуа, ибо тот, в отличие от других, не разглагольствует беспочвенно, а действует. И ее долг помогать ему, а не лелеять грешную любовь к иноверцу.
Конечно, он говорил правильные слова. Только она ушла, ничуть не успокоившись. А через некоторое время в это же место пришел Сергей, потому что одним из полученных заданий было выяснение отношения Устинова к сионистскому движению. Хозяин дома тут же понял, что перед ним не секретарь консульства, как ему было сказано, а агент тайной полиции, да к тому же тот человек, о котором слышал от Ольги.
Платон Григорьевич сумел расположить Федорова к себе и так покорить искренностью, что гость сам пошел на откровенность. И в ответ услышал то, что открыло ему глаза. Понял, что в данный момент является для любимой разрушительной силой, что его любовь причиняет ей лишь страдания.
Чтобы привести в порядок мысли и чувства, он присоединился к паломникам, что шли в Иерусалим на поклон к святым местам. Так как дело было на Пасху, то ему довелось увидеть нисхождение Благодатного огня, сопровождаемого пламенной молитвой.
Все это захватило его. Увлекло настолько, что душа очистилась. Словно с нее слетела шелуха. Стало удивительно спокойно и светло. А Ольга превратилась в миф, в имевшую некогда место, прекрасную сказку. Больше они не виделись, тем более, что через неделю из России пришел приказ срочно возвращаться домой в связи со сложившейся обстановкой.
А Иегошуа тем временем прилагал массу усилий для покупки земель в Израельской долине. Плодороднейшем, но абсолютно запущенном месте.
И здесь все шло совсем не гладко. Новая полоса неприятностей началась после того, как он заключил сделку на несколько десятков дунамов для JCA (Jewish Colonization Association), которое с некоторых пор занималась управлением сельскохозяйственными колониями барона, без его согласия. Но агентство отказалась утвердить покупку. И владельцы той территории надумали разорвать сделку.
Кроме того, люди, жившие в долине, наотрез отказывались ее покидать. Как всегда, когда дело не клеилось, Иегошуа мрачнел, замыкался в себе. И Ольге снова и снова приходилось успокаивать супруга, убеждать в правильности совершаемого поступка, убеждать, что все наладится.
И все, действительно, наладилось благодаря вмешательству человека, поверившего в Ханкина. Это был Артур Рупин, директор «Ахшарат ха-ишув» ’а. Они вдвоем отправились на очередные переговоры в Бейрут. Долго не могли добиться встречи с местным правителем вали, провели три недели в ожидании на постоялом дворе. А когда встреча, наконец, состоялась, не поверили, что их вопрос смог решиться так просто.
Вали пригласил их к достархану, предложил чаю, сигарет. И продиктовал своему секретарю письмо, в котором говорилось о том, что земли куплены в полном соответствии с законом и теперь принадлежат евреям, которые могут спокойно там селиться.
Им, удивившимся этому, было невдомек, какую роль сыграла Ольга, отправившая телеграмму Федорову с просьбой убедить турков, что покупка земель в этом месте не представляет никакой угрозы для Османской империи. И он, используя свое влияние в министерстве, сделал ради нее все возможное.
Жизнь налаживалась, входила в свою колею. Но все перевернул 1914 год. Первая мировая война доползла и до Востока. Одним из театров военных действий стала граница между Сирией и Палестиной. Турецкий правитель Джемаль-паша стянул туда многочисленные войска, готовясь к вторжению в зону Суэцкого канала, находившегося в руках англичан.
Яффо стало главным палестинским портом и местом расположения турецкой администрации. И, как всегда, сложная ситуация отразилась на евреях. У них конфисковывалось оружие, разорялись сельскохозяйственные угодья. Последовали арест и высылка из страны тех, кто, по мнению властей, представлял политическую опасность. В этот список попал и Иегошуа. Ольга, естественно, отправилась с ним в Дамаск. Им компанию составили близкие друзья Маня и Исраэль Шойхаты.
До пункта назначения четверка не доехала. Оказалась в небольшом городке Бурса, где обе семьи поселили в небольшой двухкомнатной квартирке. И тут пригодилась ольгина профессия, благодаря которой она кормила всю компанию. А кроме того морально поддерживала всех. Но со временем сдала и она. После известия о том, что ее любимый племянник Авшалом пропал без вести (на самом деле он погиб), пришла в отчаяние. Постарела, перестала быть опорой для других. Теперь, не она спасала Маню, а та, наполнившаяся новыми силами после рождения дочки, возилась с ней.
Глобальные перемены мирового масштаба принес 1917 год. В России вспыхнула революция, жертвой которой стали тысячи российских офицеров, в том числе и Сергей Федоров. Только об этом Ольге, к счастью, не довелось узнать. Ведь и здесь произошли немаловажные события.
Когда пала Османская империя и Палестина оказалась в руках англичан, изгнанникам удалось вернуться домой, где царил хаос. Увиденное повергало в ужас. Сельское хозяйство было уничтожено. Леса вырублены. Кругом царила разруха и запустение.
В этой ситуации Иегошуа развил еще более бурную деятельность по скупке земель. Ему удалось приобрести 600.000 дунамов для освоения поселенцами-сионистами в разных районах, завершив начатую некогда сделку по покупке плодороднейших земель Израельской долины, приватизацией почти всего побережья Хайфского залива, значительной части горы Кармель и других участков земли в Хайфе, которую мечтал видеть еврейским городом.
Его труды, наконец, были зачтены. В 1927 году Иегошуа стал представителем сионистского руководства в Палестине, в 1932-м — директором земельной корпорации Палестины, а в 1934 -м ему было присвоено звание почетного гражданина Тель-Авива.
Только вряд ли бы все это свершилось, не имей этот человек преданного друга в лице Ольги. Ведь удачному окончанию операций во многих случаях он был обязан именно жене, которая не только поддерживала его морально, но и завязывала нужные связи, находила ссуды, склоняла противников на сторону мужа. И тот, в конце концов, оценил ее по заслугам. Стал относиться нежно и бережно. Тем более что Ольга была уже немолода и страдала рядом болезней.
Когда в 1942 году она умерла, то Ханкин построил для нее усыпальницу на горе Гильбоа, недалеко от Эйн Харода. А через три года занял место рядом.
2003
По мотивам книги Рут Баки-Колодный: «Если ты пойдешь со мною…»