Вера Инбер. Известная и незнакомая.

Зарыты в нашу память на века

И даты, и события, и лица…

В. Высоцкий

Чего в нашей жизни больше: приобретений или потерь? Того, что радует или того, что огорчает? К сожалению, обычно, второе превалирует. Вот мы страдаем оттого, что не сохранили, не сберегли, не удержали… И неважно, идет речь о мелочах или о чем — то солидном. Недаром мне до сих пор снится моя библиотека, разоренная, раздаренная, распроданная…

Вновь и вновь вздыхаю, перебирая в уме названия любимых книг, среди которых коричнево — бордовый двухтомник Веры Инбер. В первом томе — стихотворения, во втором — проза, открывавшаяся удивительным рассказом «Соловей и роза». (Об этом я сравнительно недавно писала в очерке Соловей и роза).

Наполненная тонким юмором, старая восточная сказка, предстает в новом варианте. Немолодой портной по фамилии Соловей, давно разлюбивший (а, может, никогда и не любивший) свою некрасивую жену Розу, неожиданно для себя увлекся киноактрисой, вихрем ворвавшейся в его монотонную жизнь с заказом галифе.

Помню, как, читая этот рассказ, я получала истинное наслаждение от образных выражений и тонкого юмора, пронизывающего буквально каждую строчку.

К сожалению, сегодня книг Веры Инбер не найти ни в книжных магазинах, ни в  библиотеках. Ее вещи  не переиздают. Почему? Не знаю. Может потому, что считают устаревшей, не современной? А может, не могут простить ярко выраженной коммунистической  ориентации? Только нельзя говорить о ее творчестве однозначно, не стоит путать пропагандистские вещи с удивительно тонкими лирическими стихами и рассказами.

Вспомним грустную историю о сеттере Джеке, о смешных «Сороконожках», проникновенные строки, посвященные дочери Жанне или «Сыну, которого нет», ироничную «Балладу о рыжем Бобе», явившуюся пародией на бездарные вирши некоего Ал.  Архангельского сотворенные по заказу заокеанской фирмы G&P.

И, думаю, для многих станет открытием тот факт, что слова песни «Девушка из Нагасаки», исполняемой в свое время Козином, а ныне причисленной к разряду «уличных», тоже принадлежат перу этой поэтессы.

Писать о ней трудно. Трудно потому, что она была человеком весьма неоднозначным, и оттого в воспоминания современников перед нами предстают совершенно разные люди. Но попытаемся все же составить обобщенный портрет, обратившись, прежде всего, к документальным фактам.

Они расскажут нам о том, что Вероника Моисеевна Шпенцер родилась 28 июня (10 июля) 1890 года в одном из самых удивительных городов мира — Одессе, где дом ее родителей находился в районе знаменитого пляжа.

Там рядом с дачей графа Лонжерона, построенной в XIX веке, стояли  особняки городского головы Григория Маразли, Эдуарда Багрицкого, Константина Паустовского…

Далее, следуя совету Козьмы Пруткова смотреть в корень, скажем несколько слов о родителях. Отец, космополит по убеждениям, а по складу ума человек исключительно любознательный, был директором издательства «Mathesis» («Математика»), выпускавшего переводную литературу по естественным дисциплинам.

Его мечтой было открытие собственного дела, где он мог бы печатать все, чего желала бы душа. Мечта осуществилась. В Стурдузовском переулке, который, сменив не одно название (Дантовский, Косиора, Купальный, Книжный), с 1973 года носит имя Веры Инбер, появилось его типография. Однако просуществовала недолго. В 1920-м году «после окончательного установления советской власти в Одессе» ее национализировали.

Мать Веры преподавала русскую словесность, была заведующей частной еврейской женской гимназией. Сочетание в этой женщине удивительных качеств: прекрасного учителя и настоящей «идише маме» делали ее незаменимой как на работе, так и дома. Не  удивительно, что именно у нее нашел приют двоюродный брат Лева

Бронштейн, изгнанный из дома за революционную деятельность. Надо сказать, что впоследствии, став Троцким, всегда отзывался с глубоким уважением о своей старшей кузине, отмечая, что именно ей обязан знанием русской литературы и подтверждая слова прекрасным языком своих статей.

Подобное влияние было оказано и на дочку, а потому Вероника рано стала писатьстихи, первое из которых увидело свет уже в 1907 году, когда, окончив гимназию, она училась на историко — филологическом факультете Высших женских курсов.

За  первой публикацией последовали и другие. Сначала в одесских газетах (1910 г), а затем в журнале «Солнце России» (1912 г). Эти стихи говорили о душевном волнении, о девичьих мечтах, о желании необыкновенных перемен в жизни.

Она грезила Парижем, считая его Парнасом, собирающем самых талантливых поэтов. Именно поэтому, недолго думая, вопреки родительской воле, отправилась в столицу литературной Европы с неким французским доктором. А там, выйдя замуж за журналиста Натана Инбера, приобрела новую фамилию.

В Западной Европе (год в Швейцарии, остальное время — в Париже), иногда наведываясь домой, Вера провела в общей сложности около четырех лет. А в 1914 году, за месяц до начала Первой мировой войны, вернулась в Одессу с мужем и двухлетней дочкой Жанной, привезя с собой «Печальное вино» — первую книгу стихов, вышедшую в 1912 году в Париже и одобренную А. Блоком.

В  России В. Инбер с головой окунулась в литературную жизнь: читала стихи на поэтических  вечерах, в литературно-артистических кафе, печаталась в местных газетах, альманахах «Весенний салон поэтов» и «Скрижаль», подписывая некоторые из своих произведений псевдонимами. Так, под критическими статьями о театре в «Новом зрителе» стояло: Старый Джон или Гусь Хрустальный.

Писала она и для театра, одновременно пробуя силы как актриса в «КРОТ»е («Конфрерии рыцарей острого театра»), где под руководством режиссера В. Типота, будущего автора «Свадьбы в Малиновке» и «Вольного ветра», ставились ее пьесы «Ад  в раю», «Шахматы», «Карты», в которых под музыкальное оформление юного Додика Ойстраха играла начинающая актриса Рина Зеленая.

Как известно, вследствие революционного переворота, жизнь людей резко изменилась. Это коснулось всех областей, в том числе и литературы, которая зимой 1917 — 1918 г.г. в основном перешла на устные формы. Новые произведения звучали в театрах, кафе, кружках, так называемых «неформальных» литературных салонах,  куда Алексей  Толстой, принадлежавший одновременно к нескольким группам московской интеллигенции, ввел молодую поэтессу, перебравшуюся в 1922 году в Москву.

Знакомый по Парижу, он помог ей, издавшей к тому времени «Горькую усладу «в Петрограде и «Бренные слова» в Одессе, обустроиться в столице, снять квартиру в том доме, где жил сам. Она стала завсегдатаем «Книгоиздательства  писателей» и регулярных  бунинских «Сред», литературного салона С. Г. Кара-Мурзы.

С этого периода началась и активная жизнь Веры Инбер и как журналиста, сотрудничавшего с «Огоньком», «Красной нивой», другими изданиями. Появись первые прозаические опыты, отмеченные дневниковой непосредственностью.

Решив поставить новую веху отсчета, она напрочь отказалась от своих прежних «декадентских» стихов. Первые, одни из лучших, сборники, объявленные «заблуждением  юности», были вычеркнуты из жизни. Сознательно стала создавать «подлинную  писательскую  биографию», открывающуюся изданным в Москве сборником «Цель и путь», в котором явно прослеживаются принципы конструктивизма, усвоенные в созданном И. Сельвинским ЛЦК (Литературном центре конструктивистов).

Ее, исключительно живую натуру, интересовало все. И стараясь не отстать от времени, пропагандируемого как пору открытий и свершений, Вера Инбер принимала участие в грандиозных  мероприятиях. Например, в агитполете по регионам Волги и Камы, результатом чего явилась повесть «Место под солнцем».

Зарубежные поездки по Германии, Франции, Бельгии дали материал для книг очерков «Так начинается день» и «Америка в Париже».

Одновременно увидели свет и поэтические сборники «Цель и путь», «Мальчик с веснушками», «Сыну, которого нет».

И тут невольно возникает вопрос: как ей, ближайшей родственнице Льва Троцкого, его племяннице, удалось удержаться на плаву, несмотря на имевшие место события?

Есть одна из версий, по которой, достигнув вершин власти, получив международную известность и колоссальную популярность, отразившуюся даже в народных частушках («Я в своей-то красоте оченно уверена, если Троцкий не возьмет, выйду за Чичерина»), одно из самых влиятельных в государстве лиц, порвало с родней и даже не навестило тетушку во время последнего посещения Одессы.

По  этой причине, или по другой, но Веру Михайловну не трогали, несмотря на то, что ее родство с Председателем Реввоенсовета республики не было тайной.

Ведь даже в стихах она поведала о том, что видела в кабинете знаменитого родственника:

При свете ламп в зеленом свете

Обычно на исходе дня

В шестиколонном кабинете

Вы принимаете меня.

Затянут стол сукном червонным,

 И точно пушки на скале,

Четыре грозных телефона

Блестят на письменном столе…

…И наклонившись над декретом,

И лоб рукою затеня,

Вы забываете об этом,

Как будто не было меня…

Трудно понять, почему Сталин одних людей уничтожал, а к другим относился лояльно. Вот и Вера Инбер в начале 1939 года вместе с большой группой писателей была представлена к награждению и получила «Знака Почета».

Впрочем, она не оставалась в долгу у власти. Так, после опубликования 23 апреля 1932 года постановления ЦК партии «О перестройке литературно-художественных организаций», смысл которого состоял в объединении всех писателей, музыкантов и  художников в единые, централизованно управляемые союзы, что фактически предписывало работу единым методом в духе социалистического реализма, под верноподданническим ответом  Сталину, Кагановичу, Постышеву среди имен М. Светлова, И. Сельвинского, И. Уткина, Э. Багрицкого стояло и ее имя.

Принимала она участие и в посещении писателями «великой стройки коммунизма» — открытого 20 июня 1933 года Беломорско — Балтийского канала, где делегацию из 84 человек возглавлял «буревестник революции» Максим Горький. Из 36 — ти присутствовавших, в том числе М. Зощенко, Е. Габриловичу, В. Иванову, В. Катаеву, А. Толстому, В. Шкловскому и В. Инбер вменялось написать по хвалебной статье в сборник о Беломорканале.

По словам Солженицына, «эта позорная книга была издана как бы навеки, чтобы потомство читало и удивлялось. Но, по роковому  стечению обстоятельств, большинство прославленных в ней и сфотографированных руководителей через два-три года были разоблачены как враги народа. Естественно, что и весь тираж был изъят из библиотек и уничтожен…»

Ее голос звучал в унисон с голосами С. Михалкова и Н. Грибачева 25 октября 1958 года на собрании президиума Союза писателей, где стоял вопрос о лишении Пастернака гражданства и высылки его из страны.

Почему она так поступала? Может быть, оттого что просто не понимала подоплеки имевших место событий и была патриоткой в рамках понятий того времени? Недаром в период блокады  Ленинграда уже немолодая женщина осталась в городе вместе с мужем, занимавшем пост директора 1-го Медицинского института.

Она выступала по радио, в печати, перед школьниками и рабочими на заводах, в составе различных делегаций посещала бойцов на фронте. И невозможно без комка в горле читать такие вещи как «Душа Ленинграда», «О ленинградских детях», «О Ленинграде», изданный уже после войны в 1946 году ленинградский дневник «Почти три года», поэму о блокаде и героической обороне города «Пулковский меридиан», вполне заслуженно удостоенную Сталинской премии.

Шли годы. Вера Инбер много писала в стихах и прозе, для детей и для взрослых. Постепенно из скромной и застенчивой становилась маститой, авторитетной и самоуверенной.

Она опубликовала много очерков, выпустила ряд стихотворных  сборников, включавших как ее стихи, так и переводы Т. Шевченко, М. Рыльского, Ш. Петефи, Я. Райниса, И. Бехера, П. Элюара…  Входила в руководящие органы Союза писателей, в редколлегию журнала «Знамя», была  председателем  комиссии по узбекской литературе. И так вплоть до самой смерти, последовавшей 11 ноября 1972 года.

Но, несмотря на известность, о личной жизни этой изящной, небольшого роста женщины, людям, далеким от литературной среды, практически ничего не было известно. Ей в этом плане удавалось оставаться в тени. Даже сборник статей «Вдохновение и мастерство», написанных в мемуарном жанре, книга воспоминаний «Страницы  дней перебирая» или публикации «Из дневников и записных книжек» написаны очень сдержанно и рассказывают скорее о других людях, с которыми ей доводилось встречаться, нежели о ней самой.

Вероятно, она была очень скрытна, а к тому же обладала весьма крутым характером, о чем свидетельствует рассказ Бориса Ефимова, вспоминавшего, как на переделкинской даче Корнея Ивановича Чуковского что-то делал садовник, работавший до того на участке Веры Михайловны. Он поделился с писателем своими впечатлениями: «Сам Верынбер — хороший мужик. Душевный. Но жена у него… Не дай Боже!»

Там же говорится о том, что в ее жизни был не один «Веринбер». В частности, следующее. «Одно время Верынбером состоял некто Чайка, окололитературный и околотеатральный деятель, попавший в довольно злую эпиграмму Эмиля Кроткого

:И не смешно, и не остро,

И дамская видна манера.

Сие писала Инбер Вера,

Из Чайки выдернув перо.»

Кстати, дачу в Переделкино интересно описывает Мария Белкина в очерке «Скрещение  судеб»

«… В нижней комнате камин, и стены обшиты дубовой панелью, и лестница ведет на второй этаж, и по стенам развешаны уникальные фарфоровые тарелки,  которые  коллекционировал ее муж, профессор Страшун.

В ее комнате наверху — туалетный столик со множеством флаконов,  флакончиков, Севр, Сакс… На диване подушки, подушечки. Секретерчик, статуэтки, пастушки, пастушки. Домработница в кружевной наколке, в белом фартучке. И она сама, миниатюрная, с аккуратной парикмахерской прической, очень тщательно и модно одетая, седоватая и потому всегда в серо-голубом.».

И эти строки, на мой взгляд, как нельзя более точно характеризуют ее, как истинную женщину, оставшуюся таковой до самого конца жизни.

2002

P.S.  Вытащив из своего архива эту статью и перечитав ее, поняла, что сегодня написала бы совсем по-другому. Но переделывать ничего не стала. Решила, что со временем вернусь к этой теме и сделаю все уже в другом ключе.

P.P.S. После публикации этого материала в «Вестях» у меня дома неожиданно раздался звонок, и незнакомая женщина (ее имени, я, увы, не запомнила), высказавшись весьма положительно о прочитанном, предложила дать «на прокат» имевшийся у нее тот самый двухтомник с которого начала рассказ. Я вежливо отказалась, но было очень приятно увидеть в ней единомышленницу.  

А эти книги, случайно обнаруженные в местной библиотеке, недавно вновь оказались в моих руках. Это оттуда (Гос. Изд-во «Художественная литература». М., 1954) взята для иллюстрации фотография.   

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Сообщить об опечатке

Текст, который будет отправлен нашим редакторам: