Чем становишься старше, тем чаще возвращаешься мыслями в прошлое. Чередой проходят картинки детства, юности… Я снова гуляю по парку. Но уже другому – имени Тельмана.
Старейший в Ташкенте, он был заложен до Октябрьской революции по приказу Константина фон Кауфмана, генерал-губернатора Туркестана, удостоенного Ташкентской городской думой звания «первого гражданина города Ташкента», что в современном варианте соответствует почетному гражданину города. Только тогда он, то есть парк, своего названия не имел.
Имя немецкого коммуниста, арестованного по личному приказу Гитлера и содержащегося в одиночной камере, он приобрел в 1934 году, о чем жителям города сообщила 24 июня газета «Узбекистанская правда», пригласившая всех желающих на торжественное открытие парка новой формации. И успевшие состариться акации, каштаны, липы да карагачи, будучи молодыми саженцами, с интересом смотрели на то, как обновились клумбы и газоны, как на эстраду взобрался духовой оркестр, исполнявший бравурные марши…
Этот парк был особо любим моими родителями, так как напоминал им студенческие годы. Занимаясь в расположенном неподалеку ТашМИ, они с друзьями нередко прибегали сюда после лекций. Поженившись, снимали комнатку в домике, прилегавшем к парку у симпатичных людей со смешной фамилией Дрынкины, с которыми на долгие годы сохранили теплые отношения. Естественно, ничему из вышесказанного я свидетелем не была, да и быть не могла. Все это записано с чужих слов. Личные воспоминания относятся к началу 50-х.
С улицы Каблукова, расположенной напротив Алайского базара (о ней и базаре рассказ особый), я с мамой и папой шла в сторону Асакинской. Мы переходили Пушкинскую и двигались вверх по Якуба Коласа. Через квартал (ли два) оказывались перед арочными воротами. Слева (или справа?) находились окошечки билетных касс. Выстояв небольшую очередь, папа подходил к нам, держа в руках синие прямоугольнички билетов.
Мы часто ходили смотреть фильмы в находившийся на территории парка летний кинотеатр. Но из всех запомнился лишь один — модный американский фильм о Тарзане. Тот, о котором повсеместно говорили, а мальчишки-подростки, мгновенно превратившись в дикарей, влезли на деревья и стали, оглашая окрестности дикими криками, качаться на веревках, рискуя сорваться в Анхор или Бос-су.
Помню, как однажды, когда до начала сеанса оставалось примерно полчаса, мы отправились на детскую площадку с песочницей, качелями, вертушками, горкой и прочими притягательными атрибутами, будоражащими детское воображение.
Однако развернуться и получить максимум удовольствия мне не дали, потому что было ясно: облазив все агрегаты, имевшиеся там, я буду иметь такой вид, что в кино уже не пойдешь. Но я, не желая этого понимать, капризничала. Получив шлепок, уже готова была пуститься в рев, но…
Но ситуацию спас звонок, извещавший о начале сеанса и приглашавший зрителей занять свои места на простых деревянных скамейках, занимавших пространство, с одной стороны огражденное стеной, а с другой — деревьями, на которые, словно обезьянки, взбирались мальчишки, устраивавшие себе в ветвях бесплатную ложу, из которой прекрасно было видно все, происходящее на экране.
Конечно, ни сюжета, ни деталей этого фильма я не помню. Помню лишь то, что там была смешная обезьяна Чита, симпатичная девушка в белом платье, которую похитил дикарь Тарзан и усадив на ветку дерева, разорвал в клочки отобранный у нее носовой платок. И как сейчас вижу летящие вниз белые кусочки батиста… И самое интересное то, что, включив пару лет назад телевизор, я случайно наткнулась именно на эту сцену.
Иногда я приходила в парк с бабушкой. Это было тогда, когда дед, руководивший кружком художественной самодеятельности при одном их хлебопекарных заводов, привозил сюда своих питомцев, принимавших участие в концертах, что шли и на открытой эстраде для развлечения гуляющей публики.
Самым любимым кружковцем деда был Юра Гунькин. Длинноногий парень с густым набриолиненным чубом, выходивший на сцену как настоящий артист в черном костюме с галстуком-бабочкой и срывавший громкие аплодисменты за исполнение итальянских песен.
Я так хорошо запомнила его потому, что он порой приходил к нам домой. То за нотами, то еще по какому-то поводу. И каждый раз с новой девушкой. Вероятно, поэтому-то у него и возникли неприятности, закончившиеся весьма плачевно. Когда дед, упавшим голосом сказал, что Юру убили, я долго и горько плакала.
Запомнился и другой студиец. Черноглазый грек-эмигрант по имени Георгий. Тогда в 50-х их, бывших то ли коммунистами, то ли демократами, бежавшими в СССР после прихода к власти радикально настроенной партии Греческий сбор во главе с маршалом А. Папагосом, было очень много.
Георгий тоже был солистом в этом коллективе и выводил красивым тенором с симпатичным акцентом:
Ах ты, душечка, красна девица,
Мы пойдем с тобой, разгуляемся.
Мы пойдем с тобой, разгуляемся.
Вдоль по бережку Волги-матушки.
Когда выступление заканчивалось, дед присоединялся к нам, и мы шли к тому месту, откуда в путь отправлялась коляска с запряженным то ли осликом, то ли пони, которую дед почему-то называл «Тпрутатайкой». Я залезала на сиденье, где уже сидело несколько детишек, и под звон колокольчика, висящего под дугой, мы отправлялись в чудесное путешествие по аллеям парка.
А потом детство кончилось. На долгое время этот парк выпал из моей жизни, вернувшись в нее тогда, когда я сама стала мамой и водила детей в чешский Луна-парк, разместившийся в этом месте.
К этому времени парк, как таковой, утратил былое очарование, Правда, он по-прежнему привлекал студентов расположенного неподалеку ТашМИ да иную молодежь, которая была не прочь пропустить в парковом павильоне одну — другую кружечку пива, закусить шашлыком, наполняющим воздух неповторимым ароматом. Что ни говори, а в Ташкенте всегда умели вкусно готовить. Даже на улицах.
Очень жалею, что, уезжая из города, я не пошла попрощаться с этим местом. А теперь парка им. Тельмана нет. На волне «национального самосознания» он сначала стал парком Боги Эрама, а потом превратился в парк им. Гафура Гуляма. Поистине все течет, все меняется.
2009