В жизни Александра Сергеевича Пушкина было немало женщин. Конечно меньше, нежели у царя Соломона, однако, согласно его знаменитому списку, вполне предостаточно. Кого только нет в этом перечне! Дамы и простолюдинки, представительницы самых разных сословий. Нет лишь одной. Той, что была его Главной Звездой, Главной Музой. Недаром М. Н. Волконская писала: «Как поэт, он считал своим долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек. В сущности, он обожал только свою музу». Так же считает и известная журналистка Лариса Васильева, попытавшая вписать новую страницу в биографию поэта.
Как-то раз, при посещении Михайловского, у нее состоялся интересная беседа со смотрителем пушкинского заповедника Семеном Гейченко, в которой тот поведал о результатах своих многолетних исследований.
Публикация Л. Васильевой вызвала массу откликов. Одни категорически отвергли ее версию, приводя ряд контрдоводов, другие приняли без оглядки и комментариев. Кто из них прав — судить сегодня трудно. Ведь «дела давно минувших дней», особенно в том случае, если они не подтверждены документами, невозможно досконально проверить. Заглянуть в тайну позволяют лишь предположения, умозаключения, сопоставление фактов и… полет фантазии.
Так отправимся в путь за красивой версией, бывшей, вполне возможно, реальностью. Особа, о которой так завуалированно шла речь выше, была никем иным, как императрицей Елизаветой Алексеевной, женой Александра Первого.
Оберегая свое чувство, Пушкин его не афишировал, хотя, впрочем, особенно и не скрывал, выставляя и в стихах, и в посвящениях той, которую боготворил. Знали об этом окружающие или не знали? А, может быть, даже не могли допустить мысли о такой дерзости?
Если это было и в самом деле, то почему сию тему никто никогда не развивал? Высказывается мысль, что дело обстоит исключительно просто. До революции цензура не позволяла копаться в путанных отношениях Пушкина с Романовыми, а советским пушкинистам и в голову не могло прийти мысль муссировать идеологически невыдержанную тему: народный вольнолюбивый поэт никоим образом не мог любить представительницу враждебного ему лагеря.
А это было. Была женщина бесконечно обожаемая. Обожаемая, потому что недосягаема. Истинная Богиня, которой можно восторгать, преклоняться, но не обладать! Да что там обладать! За весь период, живших в душе поэта чувств, ни одной встречи наедине, ни одного разговора! Только тайное бесконечное обожание, преклонение перед ER (Elisaveta Regina), ибо именно этот знак, выложенный бриллиантами, украшал грудь ее фрейлин.
Она попала в Россию в 1792 -м году девочкой-подростком, когда, заботясь о судьбе российского престола, Екатерина II пригласила в качестве потенциальных невест для своих внуков
Александра и Константина из немецкой земли Баден-Дурлах двух принцесс. Старшей из них Луизе-Марии- Августе, ставшей после миропомазания Елизаветой Алексеевной, год спустя судьба уготовила роль жены будущего императора.
По мнению современников она была не только хорошо образована, начитана и воспитана (жених явно проигрывал на фоне нареченной), но и исключительно хороша собой, о чем свидетельствует ее словесный портрет, составленный графиней Головиной, «черты лица ее тонки и правильны; греческий профиль, большие голубые глаза, правильное овальное очертание лица и волосы прелестнейшего белокурого цвета, при этом стройный стан, врожденная грация и чисто воздушная походка делают ее подобную нимфе».
А это уже более поздняя характеристика, данная зрелой женщине в воспоминаниях фрейлины Софьи Мадатовой: «Государыня соединяла в себе редкие качества ума и сердца, ее кроткий любезный характер очаровывал всех, кто имел счастье приблизиться к ее особе. Своим приятным, симпатичным голосом она могла обезоружить всякого явившегося к ней с жалобой, или каким-нибудь объяснением. Врожденная грация, о которой рассказывали все видевшие ее стройный стан, делали подобно нимфе. Ее самоотвержение проявлялось решительно во всем, касавшемся ее лично. Она никогда не обнаруживала неудовольствия, если что выходило не по ней, напротив, настроение духа всегда было ровное. Приятный звук ее голоса мог очаровать самого равнодушного человека, а ее симпатичный взгляд располагал в пользу самых холодных людей»
После свадьбы молодая пара (ей всего 14, ему — 16) была увлечена друг другом, но вскоре любовные отношения уступили место исключительно дружеским. И как бы скверно не было у ER на душе, какие бы муки ее не терзали, всю совместную жизнь она была своему супругу во всем верным помощником. В частности, в проводимой политике, с которой далеко не всегда была согласна. Ее ненавязчивая забота особенно чувствовалось в напряженные моменты, когда Александру было плохо, когда от него отворачивались остальные.
В благоприятные же периоды Екатерина Алексеевна отходила в сторону, старалась остаться незаметной. Раз и навсегда подчинившись, она добровольно и негласно сдала позиции вдовствующей императрице Марии Федоровне. А та, зная, что благовоспитанность невестки не позволит неуважительно относиться к матери мужа, независимо от испытываемых втайне чувств, пользовалась своим положением. Вот и существовал параллельно императорскому двору еще один.
Почему Александр I явно пренебрегал женой? Почему был с ней вежливо холоден? Почему имел не скрываемую связь с М. Нарышкиной, по всем параметрам уступающей императрице? Ответить на эти вопросы трудно. Вероятней всего, сие происходило вследствие постоянно ощущаемого им явного превосходства жены, чье великодушие и всепрощение было непонятным, а оттого угнетало, вызывая внутренний протест.
Людям ординарным обычно бывает трудно иметь дело с более яркими и сильными натурами. А ER была именно такой, исключительно гармоничной, умеющей совмещать несовместимое. Лишь в письмах к матери позволяла себе приоткрыть сердце, немного пожаловаться, посетовать на окружающую действительность. Да и то слегка. Лишь в рамках дозволенного, ибо знала, что все ее письма перлюстрируются.
Как всем женщинам, ER хотелось иметь детей. Она остро переживала по поводу смерти в младенчестве двух своих дочек. О новом же потомстве из-за того, что отношения супругов носили, в основном, братско-сестринский характер, можно было только мечтать. Недаром молва приписывала отцовство первого ребенка польскому князю Адаму-Георгию Чарторыйскому, а второго — кавалергарду Алексею Охотникову.
Надо отдать должное императору, который, прислушиваясь к кулуарным разговорам, значения сплетням не придавал, к девочкам относился неплохо.
Статус императрицы с одной стороны и, отведенная ей роль второго плана при дворе с другой, тяготили Елизавету Алексеевну. Она все больше и больше замыкалась, становилась затворницей. Много времени проводила за чтением и, наверно, поэтому, более всех в своем окружении умела мыслить философски.
И вот эта женщина стала Музой поэта, войдя в его стихи.
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод сиявших в тишине,
Являться муза стала мне…
Муза явилась Пушкину в парке царскосельского лицея, созданного Александром I для того, чтобы его братья Николай и Михаил могли получить достойное образование дома, на родине. Императрица же, бывшая категорически против сего проекта, отправила сыновей за границу, а учебные классы заполнили тридцать отроков из аристократических семей, среди которых был и 12-летний Александр Сергеевич, представитель старинного, но обедневшего дворянского рода.
Когда венценосная пара, статная и красивая, вошла в залу во время церемонии открытия, состоявшейся 19 октября 1811 года, мальчишек охватило подлинное чувство восторга. И неудивительно, что большинство из них влюбилось в Прекрасную Даму, которой лицеисты посвятили немало стихотворных строк.
Впечатление от первой встречи сохранялось благодаря тому, что ER, жившая рядом с ними (лицей располагался в одном из крыльев дворца), часто была видна мальчикам. А 5 сентября они ежегодно официально не учились, отмечая табельный праздник — именины императрицы.
У большинства молодых людей очарование молодой женщиной удивительного шарма, постепенно прошло. Только не у Пушкина, которому Прекрасная Дама глубоко запала в душу. Какое значение имело то, что ОНА была намного старше поэта и вполне годилась в матери (ее первенец Машенька родилась в тот же месяц и тот же год что и Пушкин)? Ведь любви, как напишет ОН в своем знаменитом «Онегине», — «все возрасты покорны».
Долгое отсутствие Екатерины Алексеевны в России после окончания Отечественной войны наполняет любовную лирику того периода тоской, ибо «душа стесняется лирическим волненьем».
Мечта. В волшебной сени
Мне милую яви,
Мой свет, мой добрый гений,
Предмет моей любви…
Он мечтает об объятиях, страсти, желает «близ милой засыпать». Ведь в полете фантазии можно вообразить все, что угодно. Даже то, о чем потом нельзя вспомнить без стыдливого румянца; о том, что никогда, ни при каких обстоятельствах не осуществится.
Тайна, хранимая в сердце поэта рвется наружу, но выйти не может. От того в целом ряде стихотворений, посвященных, казалось бы, разным женщинам, с удивительной последовательностью звучат созвучные любимому имена: Эльвина, Елена, Екатерина…
Маскировка, тонкая вуаль, позволяющая скрывать истину. Использование приема, не дающего исследователям определить, кто именно имеется ввиду, потому что в жизни поэта оставили свой след Екатерина Карамзина, Екатерина Бакунина, Елизавета Воронцова, Екатерина Ушакова, Екатерина Гончарова, Елизавета Огарева…
Хорошо известно, что Пушкин с ранних лет не был монахом, избегавшим женского общества. На его счету не скрываемые интрижки с дамами и горничными. Только за всем этим и над всем этим стоит ОНА, прекрасная и недостижимая, а потому удивительно заманчивая.
Ряд исследователей жизни и творчества поэта считают, что тайной любовью была Екатерина Андреевна Карамзина, жена известного историка, ровесница ЕR, к которой юноша, действительно, был неравнодушен. Об этом знали все, в том числе и ее супруг. И сей факт вполне можно было бы принять за истину, если бы она ушла из жизни на десять лет раньше Пушкина. Ведь женщина, которую он боготворил до конца жизни умерла в середине 20-х годов XIX-го столетия, о чем неоднократно упоминается в его произведениях.
Примерно того же возраста были и другие нравящиеся ему дамы: Авдотья Голицина и Елизавета Огарева.Что это означало? То ли попытку убежать от неразделенной любви к своему кумиру, то ли эдипов комплекс, желание «дополучить» в зрелом возрасте то, чего не хватило в детстве: материнской ласки, тепла и внимания…
Все это было реально явно и ощутимо. А вот с ЕR связь была лишь косвенной. О том говорят неподтвержденные факты, скорее догадки, чем события. Кто знает, имели ли место мимолетные случайные встречи в лицейском парке, когда она появлялась в Царском Селе, или в стенах лицея? Такое вполне возможно могло иметь место. И нетрудно в таком случае представить себе как замирало сердце юноши после ответного поклона или невольной улыбки…
Или, например, эпизод с золотыми часами, полученными в подарок от Марии Федоровны в знак благоволения после исполнения хорового гимна на его стихи в честь ее именин, которые он, бросив на пол, растоптал каблуком.
Спрашивается, с какой стати так варварски поступать с дорогой хорошей вещью, не имеющей какой-то особой значимости? Это в определенной степени становится объяснимым в связи с рассказом Пущина (уже после гибели поэта), где он говорит о том, что пострадал подарок другой императрицы, врученный за стихи «На лире скромной, благородной!»
Зная темперамент Александра Сергеевича, вполне реально можно предположить, что сие было совершено в порыве «африканского» гнева связанного то ли с ревностью, то ли с невниманием к его особе.
После окончания в 1817 году лицея исчезла возможность хоть изредка, хоть иногда, видеть своего кумира, потому что при дворе он принят не был. А как хотелось дать знать о себе, вызвать интерес своими стихами! Для этого надо было искать какие-то пути. Пример тому — стихотворение «К Н. Плюсковой», к фрейлине, через которую, словно через мостик, он, соблюдая деликатную дистанцию, обращается к своей Музе.
Я, вдохновенный Аполлоном,
Елисавету втайне пел.
Небесного земной свидетель,
Воспламененную душой
Я пел на троне добродетель
С ее приветною красой.
Кстати, в журнале «Соревнователь просвещения и благонравия» это стихотворение имело название «Ответ на вызов написать стихи в честь Ее императорского величества государыни императрицы Елисаветы Алексеевны».(1818 г)
Что ж, возможно, прочтя строки, императрица, вспомнила Царское село и юношу, уже тогда поражавшего своим талантом, и стала пристально следить за творчеством молодого поэта, тем более, что живо интересовалась как русской литературой, так и русской историей.
Ведь рожденная в Германии, она была более русской, нежели супруг, и настолько влилась в страну, прониклась ею, что стала для народа поистине любимой.
Особенно это стало чувствоваться после того, как, начиная с 1916 года, всеобщее обожание императора перешло в разочарование, ибо люди не получили ни благодарственных слов, ни тех благ, что заслужили в Отечественной войне, ни реализации надежд по переустройству России.
О Елизавете Алексеевне же всюду, в частности в доме Карамзиных, где Пушкин бывал частым гостем, говорили лишь в превосходной степени.
Это находит отражение в стихотворении Пушкина «Измены»:
Пусть весь народ,
Ею прельщенный,
Вслед за мечтой
Мчится толпой.
Но, увы, пока не мчится. Хотя, вполне возможно, при соответствующих обстоятельствах, помчался бы. И с удовольствием поставил бы во главе государства. (Трудно объяснимая вещь. Но, почему — то Россия предпочитала императорам императриц, которых поистине любила).
Положение «опальной царицы» делало Елизавету Алексеевну популярной в среде дворянской оппозиции. Было даже создано «Общество друзей Елизаветы», возглавляемое полковником Ф. Н. Глинкой, будущим декабристом, всерьез обдумывавшим возможность возведения ее на престол.
Реальный шанс переворота возник после смерти Александра I. Бароном В.В. Штейнгелем было даже заготовлено воззвание войскам, в котором говорилось о бедственном положении России и необходимости соответствующей власти.
Но вот вопрос: «Согласилась ли бы ER на такой шаг в том случае, если бы декабристы победили?» Вряд ли. Она не пренебрегла бы завещанием супруга, в котором он оставлял трон своему брату Николаю, руководствуясь законом, изданным Павлом I, где говорилось о передаче власти исключительно по мужской линии.
Да и вообще это была бы не ее прерогатива. Уж очень императрица была женственна, мягка и далека от политики.
Впрочем, мы забежали вперед. А пока, пока из-за конфронтации с императором, против которого был написан ряд стихотворений и, в частности, ода «Вольность», Александр Первый хотел отправить Пушкина в Сибирь. Но в результате заступничества друзей Сибирь была заменена ссылкой на юг, точнее, даже не ссылкой, а, «назначением к главному попечителю колонистов Южного края генерал-лейтенанту Инзову».
И снова вопрос: «Может быть, к этому приложила руку ER, прочтя обращенные к ней строки из третьей песни поэмы «Руслан и Людмила», вышедшей в тот момент в журнале «Сын отечества»:
Но ты поймешь меня, Климена,
Потупишь томные глаза,
Ты жертва скучного Гимена…
Я вижу: тайная слеза
Падет на стих мой, сердцу внятный ?»
А через четыре года, когда из-за происков Воронцова государь хотел перевести поэта в Сибирь или Соловки, вдруг переменил решение в пользу Михайловского. Может быть, тоже ОНА подсказала, убедила, что так будет лучше?
И здесь, в родительском имении вполне возможная связь с Богиней. Прологом тому послужила записка, адресованная Карамзину, в которой ЕR благодарила за присланную ей поэму Пушкина.
Что это именно за произведение — неизвестно, ибо во французском языке «poeme» обозначает любое стихотворное произведение. Вполне возможно, что она отправила письмо и Пушкину в Михайловское, которое просила уничтожить по прочтении.
Естественно, мы не знаем, что там было. И не можем даже догадываться ни о содержании, ни о мыслях, родившихся в голове поэта. Только ответом тому стало стихотворение «Сожженное письмо». Именно ему, а не письмам Е.Воронцовой из Одессы, как считают многие исследователи.
Прощай, письмо любви, прощай! Она велела
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рук предать огню все радости мои!
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Вполне возможно, что так хорошо знакомое нам всем стихотворение «Я помню чудное мгновенье…» тоже посвящено ER. Доказательства? Пожалуйста. Во-первых, запись в дневнике А.П. Керн, где описывается как Пушкин выхватил у нее из рук выпавший из неразрезанного экземпляра второй главы «Онегина» листок с этими строками и не хотел возвращать. Во-вторых, не мог поэт, бывший истинным знатоком женской красоты, назвать «мимолетным виденьем», «божеством», «вдохновеньем» и «гением чистой красоты» обыкновенную, ничем не выделявшуюся из толпы подобных. Ту, о которой в письме к С. Соболевскому небрежно писал: «Безалаберный! Ты ничего не пишешь мне о 2100 рублях, мною тебе одолженных, а пишешь мне о м-м Керн, которую с помощью божьей на днях…»; ту, которую со свойственной ему прямотой суждений, назвал «вавилонской блудницей».
По мнению Гейченко поэт с Музой встретился в начале сентября в Велье, где ЕR оказалась по дороге в Таганрог, куда ехала к больному мужу. Она выполняла свой долг, тем более, что в последнее время Александр стал находить радость в общении с женой, в духовном сближении.
После самоотверженного ухода за тяжело больным супругом она тяжело пережила его смерть. «Для меня отныне не существует ничто», — писала она матери.
Впрочем, пережила она его не намного. Меньше чем через год ушла и сама. Есть три версии этого события. По одной Екатерина Алексеевна умерла в Белеве, так как сама была очень плоха, по второй — была убита по приказу Николая I, ибо считалась опасной для новой власти, и по третьей — скрылась в монастыре где прожила еще долгие годы, назвав себя Верой — молчальницей.
А поэт? Муза по — прежнему сопутствовала ему в творчестве, «проявляясь» в вуали тоски и боли не в одном стихотворении. Как, например, в этих строках:
…Во дни разлуки,
В моей изменчивой судьбе,
Твоя печальная пустыня,
Последний звук твоих речей
Одно сокровище, святыня,
Одна любовь души моей.
Вполне возможно, что именно ее памяти была посвящены и «Полтава», и ряд строк в «Онегине»… Потому что ОНА занимала ЕГО мысли до самого конца. До самой Черной Речки.
2004
Использованный материал
Лариса Васильева: «Жена и Муза: Тайна Александра Пушкина»
Портрет А. С. Пушкина (Кипренский) — Википедия
Монье Ж.-Л. Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны. 1807 Александр I — Википедия Портрет работы Ф.Жерара